Григорий широко расставил руки.

– Надо прогуляться! – объявил он. – Головушки буйны проветрить! Верно я говорю, Нин?

Исаева медленно опустила солонку. Рука у нее дрожала.

Нина поднялась. Саше показалось – она избегает смотреть на всех, кроме брата.

– Пойду еще курицу в духовку суну.

– Вот и правильно! – обрадовался Григорий. – Курица – это наша птица, русская!

– А я покурю. – Рита ушла за дом.

За ней как-то очень быстро, даже не взглянув на Галку, исчез жених. Петруша, пробормотав что-то про малинник, тоже сбежал.

– Малина ведь еще не поспела! – удивилась Алевтина.

Григорий страдальчески закатил глаза.

– От меня он сбежал, дурында! – раздельно объяснила Елизавета Архиповна. – Эх, прав Гришка! Надо косточки старые размять.

Она легко поднялась со стула и уковыляла в тень деревьев.

Григорий и Алевтина ушли, препираясь. Только теперь Саша заметила, что и Галка незаметно исчезла. Они остались за столом втроем.

Кристина обернулась к Макару:

– Танцуешь?

– Музыки нет, – указал Илюшин на очевидное препятствие.

– А музон будет! – оживилась Кристина. – Магнитофончик-то щас зарядим!

– Я тебе щас заряжу, – отчетливо сказала Саша Стриженова. – Я тебе щас так заряжу, что на костыли работать будешь, Плисецкая!

На самом деле Саша мило улыбнулась и выразила надежду, что подходящая романтическая песня непременно найдется. Они с Макаром сто лет не вальсировали!

Кристина некоторое время оценивающе изучала Сашу.

– Нету у нас песен, под которые вам танцевать нравится, – наконец хмуро сказала она. Что означало: «Женщина, не жадничайте, а то нарветесь».

– А мне под любые нравится, – просияла Саша. – Хоть под негритянский рэп. Есть такой певец – Шакур Тупак, знаете? Очень известный, между прочим.

«За Тупака-то ответишь!» – пообещал взгляд Кристины.

«Руки коротки», – молча отрезала Саша.

Возможно, на этот раз Илюшин что-нибудь и уловил бы, но у него заиграл телефон. Стриж прислушалась.

– Ты поставил для звонка саундтрек к «Трупу невесты»? – недоверчиво спросила она.

Макар жестами просигнализировал, что он, во-первых, не понимает, о чем речь, во-вторых, так само получилось, а в-третьих, вынужден срочно уйти для серьезного разговора.

И ушел, подлец.

Оставшись наедине с Сашей, Кристина поскучнела.

– Помочь там надо, – неопределенно махнула она рукой. – Вам-то хорошо, вы тут развлекаетесь…

И загарцевала в сторону дома.

Саша швырнула ей вслед обглоданную куриную ногу, а потом догнала бесстыжую лахудру и сломала стул об ее загривок четыре раза.

Конечно, нет. Саша вздохнула и пошла в глубь сада.

За корявыми яблонями и вишнями темнели какие-то технические постройки – кажется, погребица и сарай. Вдалеке шумел сосновый бор. Оттуда насмешливо куковала кукушка.

«Почему хороший и плохой человек всегда легче договорятся, чем два хороших, но не похожих друг на друга? Взять маму жениха: приятная ведь женщина. Болтливая, но при том собранная. Странное сочетание».

Саша остановилась и задумалась. Не бывает такого, решила она. Или болтливая, или собранная. Где-то Нина Сысоева притворяется.

«Ну и пусть. Она пока не сделала Галке ничего, за что ее стоило бы ненавидеть. И неприязнь ее оправдана. Если смотреть на Исаеву не моими глазами, а с чужой колокольни, что в ней хорошего?»

С другой стороны, подумала Саша, если на кого угодно посмотреть с чужой колокольни, ничего хорошего в нем не обнаружится. С колокольни сверху все как маленькие противные червячки. Ты сначала слезь с нее, встань рядышком на травке, вглядись как следует, а потом уже суди.

«И Галка ничем от Сысоевой не отличается. Тоже забралась на башню и рассыпает оттуда листочки с диагнозами».

Саше представилась необъятная равнина, на которой в отдалении друг от друга торчат, как поганки, белые колокольни. С одних звонят, с других плюют, с третьих машут флагом. И все друг друга не понимают и понимать не хотят.

Где же Исаева?

«Надо ее успокоить. Она, бедная, и про пиявку московскую выслушала, и про старородящую. Словечко-то какое, бр-р-р! Словно про ящерицу говорят, а не про женщину. И еще эта Кристина…»

Саша не заметила, как прошла сад насквозь и оказалась в редком лесу. Сосны здесь подступали совсем близко. Кое-где между двух деревьев был натянут гамак, в другом месте с толстой ветки свисали детские качели. Поляна напоминала то ли заброшенную стройплощадку, то ли гигантскую коробку со старыми игрушками. Вокруг валялись кубики, обрывки веревок, какие-то чурбачки.

Под ноги попалась ржавая проволока, притаившаяся, как змея в траве, и Саша едва не упала.

«Кристина, Кристина… – размышляла Саша. – Что бы такое убедительное сказать, чтобы Галка поняла, что не нужно волноваться на ее счет?»

Самое печальное – Саша вовсе не была уверена, что Галке действительно не нужно волноваться насчет светловолосой русалки. Нагишом они купались, ишь! Знаем мы этих подруг детства. Оглянуться не успеешь, как из них вырастают девицы юности и бабы зрелости.

«А еще старушонка! С ней-то что делать?»

Саша обогнула старую толстую сосну, раздваивающуюся метрах в четырех от земли на причудливо извивающиеся стволы, и встала как вкопанная на краю поляны.

Прямо перед ней на вытоптанной земле лежала Елизавета Архиповна. На лице ее застыла ухмылка, язвительный взор был устремлен в небеса, словно она сообщала тому, кто наверху: «Все про тебя знаю, голубчик! Не отвертишься!»

А рядом на старом садовом гноме сидела, как на пеньке, Галка и невидящими глазами смотрела на нее.

1

Несколько мгновений Саша ждала, что старушонка сейчас дрыгнет ножкой и затрясется от смеха, радуясь безобразной своей шуточке. Вместо этого Галка подняла к подруге бледное лицо и выговорила, заикаясь:

– С-сашка, она м-м-мертвая!

Стриж присела на корточки над покойницей и проверила пульс. Последняя надежда на то, что Елизавета Архиповна порадует ее слух хихиканьем, растворилась бесследно.

– М-м-мертвая, – повторила ошеломленно Исаева.

«Конечно, мертвая! – чуть не рявкнула Стриж. – Какой же ей быть, когда ты ее и прикончила!»

Вместо этого Саша тряхнула подругу за плечи:

– Как это случилось? Как?!

Галка помигала непонимающе и вдруг вышла из ступора. Долю секунды Саше казалось, что сейчас по черепу достанется и ей.