— Что ты собираешься делать?

Лекарь бросил на меня еще один презрительный взгляд:

— Очистить рану. Если этого не сделать, частички плоти черного монаха останутся внутри. И тогда твой друг превратится в одного из них. Нам придется его убить. Ты и дальше можешь мешать мне, а тем временем зараза будет двигаться к сердцу и отравлять его.

Несколько мучительно долгих секунд мы смотрели друг другу в глаза, но в конце концов я сдался. Жизнь Дайске зависела от способностей этого смазливого наглеца. Сейчас он — единственный, кто мог спасти алхимика.

Я с трудом разжал пальцы, выпуская тонкое запястье. Ладонь нещадно жгло в тех местах, где наша кожа соприкасалась.

Лекарь снова склонился над Дайске и, глубоко вдохнув, коснулся пинцетом его раны.

Дайске дернулся и застонал, но не открыл глаз.

— Держи его! Если он будет дергаться, я не смогу вытащить оскверненную плоть. — Лекарь достал из футляра длинный нож с тонким лезвием. — Рана слишком глубокая. Ему будет очень больно.

Дайске прошел со мной через многое. Стал союзником, хотя мог тысячу раз уйти. Я был не тем принцем, за которым можно было следовать, не боясь последствий. Но он не оставил меня. Кажется, я все-таки обрел своего единственного друга. Я не отпущу его к Королю Смерти. Не сейчас.

Изо всех сил я прижал Дайске к столу и кивнул лекарю, чтобы тот начинал.

Его руки не дрожали, а длинные тонкие пальцы сжимали пинцет уверенно и ловко. Словно он делал это уже много раз.

Сначала кроме ниток, оставшихся от разодранной одежды, он не доставал ничего. Но вскоре вытащил первый кусочек.

На вид это был черный и сырой щеп древесной коры. Но я помнил, что именно так выглядела обуглившаяся плоть монстров. Еще одно воспоминание колыхнулось в сознании. А ведь сегодня мы не впервые встретились с черными монахами. Нет… Такое совпадение просто невозможно.

Мы были в дороге так долго, но ни разу не видели черных монахов, хотя слухов об их нападениях становилось все больше.

Давай же, Дайске… Не вздумай умирать. Мне в этом ни за что не разобраться без тебя.

Постепенно в деревянной плошке образовалась уже горка черных щепок. Я не подозревал, что их было столько.

Дайске дергался и стонал. Весь покрылся потом, а крови вытекло столько, что она уже непрерывной струйкой капала на пол.

За окнами совсем стемнело, и лекарь хрипло приказал Ясуо:

— Неси фонарь. Мне нужен свет.

От его голоса кожа покрылась мурашками. Помимо воли я снова посмотрел на него. Его кожа покрылась испариной и сейчас напоминала жемчуг — таинственно мерцала перламутром. По вискам скатывались бисеринки пота. Пряди волос упали влажными линиями на лоб, а по скулам разлился алый румянец.

Он выглядел так, словно его только что вытащили из постели какой-нибудь девицы, где он занимался всеми бесстыдствами, какие только можно было вообразить.

Боги!.. Да о чем я вообще думаю?

Я заставил себя смотреть на Дайске. Только на него. Не на проклятого лекаря, выглядевшего, как самые грязные и сладкие грехи.

Сейчас важен лишь Дайске. Сколько еще будут длиться его мучения? С каждой минутой алхимик становился все бледнее, его кожа приобретала жутковатый серый оттенок.

Лекарь вскинул голову и взглянул на меня. В его глазах отражался свет фонарей.

— Надеюсь, твой меч наготове?

Я не мог отвести глаз от крошечных трещинок на его губах.

Не понимая, о чем он, глупо переспросил:

— Зачем?

— Чтобы убить его, если я не успею. Заражение уже началось. А оскверненная плоть проникла очень глубоко. — Он поднял брови: — И не смотри на меня так. Уж лучше он примет смерть от того, кто умеет убивать быстро, чем превратится в одного из них.

Я не собирался убивать своего единственного союзника. Друга.

Сквозь зубы я через силу проскрежетал:

— Лучше тебе его спасти.

Лекарь пренебрежительно ухмыльнулся и сдул упавшую на глаза челку:

— Лучше тебе не угрожать мне.

Он снова склонился над Дайске, сжав будто бы немного обветренные губы и сдвинув золотистые брови.

Не знаю, сколько времени так прошло. Раз за разом лекарь вытаскивал все новые кусочки, и каждый раз они не были последними.

Ясуо, то меняющий свечи в фонаре, то заново кипятящий воду, все время был рядом. Ни на секунду не прерываясь, он тихо шептал молитву какой-то богине, а мальчишка, которого мы спасли на поле, дремал, усевшись прямо на пол в одном из пыльных углов.

— Все! Это последний! — Лекарь разогнулся и выбросил в плошку особенно крупную щепку.

Ясуо опасливо взглянул на развороченную грудь Дайске:

— Точно? Ночью он не обернется черным монахом?

— Нет. Теперь мне нужно заняться его раной. — Лекарь поморщился и прогнулся назад, видимо, от боли в затекшей пояснице.

Что-то было в каждом его движении, что притягивало взгляд. На меня действительно будто навели морок. На краткие мгновения я забывал даже о Дайске, лежащем рядом.

Куда-то исчезал запах горящей плоти. Все тускнело и серело. Оставалась лишь неестественно изящная кукольная фигура лекаря.

Чудовищным усилием воли, я заставил себя посмотреть на Дайске. Посеревшее лицо алхимика осунулось.

Я сжал его безжизненные пальцы:

— Он выживет.

Лекарь пожал худыми плечами:

— Как повезет.

Я покачал головой:

— Я не спрашивал.

Он хмыкнул и опустил ладони в таз с водой. Она тут же окрасилась алым.

Время замерло.

Лекарь долго очищал рану, потом мазал ее какими-то снадобьями и снова очищал. Когда он начал сшивать разорванную плоть, Дайске даже не вздрогнул.

Не терпящим возражений тоном, лекарь снова приказал мне:

— Помоги!

Я хотел возмутиться, но вовремя прикусил язык. Его манера общения была настолько мне непривычной, что внутри все кипело от возмущения. Все, кого мы повстречали за этот лунный цикл, будто бы чувствовали во мне своего господина и обращались почтительно и вежливо. Все, кроме НЕГО — выскочки-лекаря.

Я знал, что не имею никаких оснований считать его таковым, но почему-то твердо был уверен, что он не более, чем показушник. Нутро шептало, что от таких, как он, стоит ждать беды.

Но сейчас спорить с ним бессмысленно. Каким бы отвратительным и самовлюбленным он мне ни казался, он — единственная надежда Дайске. И лучше бы этому дамскому угоднику оказаться умелым. Потому что иначе ничто меня не остановит от того, чтобы снести его белокурую голову с шеи.