class="p1">Те же подозрения были связаны с Полом Варбургом, архитектором Федеральной резервной системы, которого многие считали лучшим мозгом в "Kuhn Loeb". Его пребывание в фирме было довольно кратким. Вступив в должность в 1902 году, он ушёл в отставку в 1914 году, когда президент Вильсон назначил его членом Правления Федеральной резервной системы. Разумеется, он сохранил личные связи с банком через своего брата и шурина Джейкоба Шиффа. Согласно отчёта Совета по военной торговле США за 1918 год, Пол Варбург "связан с главным агентом большевистской секретной службы полковником Малиновским в Нью-Йорке".[144] По сообщениям, тот же Малиновский получал деньги от брата Варбурга Фрица в Стокгольме. [145]

Был ещё Отто Герман Кан, тоже еврей немецкого происхождения, но не имеющий отношения ни к Шиффам, ни к Варбургам. Как и Шифф, он пришёл в фирму, женившись на дочери старшего партнёра. Отношения между ним и Шиффом никогда не были близкими. Кан был равнодушен к религии и позволил многим думать, что обратился в христианство. До приезда в Нью-Йорк в 1896 году он много лет работал в Англии и был британским гражданином. Он не получит американского гражданства до 1917 года. На самом деле Кан был убеждённым англофилом, что делало его странным человеком в этой во всех остальных отношениях очень немецкой фирме. Его британские симпатии не были случайным притворством. Норман Туэйтс, человек № 2 в военной операции британской разведки в Нью-Йорке, писал, что Кан "был определённо и искренне сторонником союзников, особенно британцев".[146]

Кан, беззастенчивый бонвиван, потворствовал своим филантропическим склонностям как щедрый покровитель искусств, что способствовало его контактам с богемным сообществом Готэма, включая политических радикалов. Это заставило некоторых заподозрить, что он питал схожие симпатии, хотя, вероятно, правильнее было бы сказать, что он был политическим агностиком. В обращении 1917 года к Нью-Йоркской фондовой бирже Кан утверждал, что у капиталистов и радикалов нет "ни рогов, ни когтей, ни копыт" и кажущуюся непреодолимой пропасть между ними можно преодолеть путём диалога и признания взаимной человечности.[147]

Дом Моргана

Многое уже было сказано о силе и связях Моргана, но стоит повнимательнее присмотреться к некоторым ключевым членам, которые появятся на самых разных ролях. В отличие от своего конкурента "Kuhn Loeb", "Morgan & Co." была не мишпочой, а машиной. В той мере, в какой фирма Шиффа была немецкой, фирма Моргана была преданно английской.

Человеком, который запустил всё это дело, был Джуниус Спенсер Морган (1813-1890), маклер из Массачусетса, торговавший галантереей, который в 1840-х годах отправился в Лондон, где основал инвестиционно-банковский дом, который стал называться "Morgan Grenfell & Co". Джуниус заработал репутацию хищника, "не берущего пленных" в бизнесе. Его сын, Джон Пирпонт Морган (1837-1913), продемонстрировал те же черты характера, а также сильное стремление к уединению и манию коллекционирования предметов искусства, книг и компаний.

Как "Бык с Уолл-стрит", Джей Пи довел до совершенства то, что стало называться "морганизацией".[148] По сути, выбранная компания подверглась нападению ради снижения её стоимость, а затем упавшие в цене акции выкупали. Установив контрольный пакет акций, жертва подвергалась безжалостной "реорганизации", чтобы обеспечить дивиденды для инвесторов, и всё это превращалось в картель, управляемый голосующим трастом. Расточительной конкуренции избегают, а прибыль гарантирована. Конечно, то, что можно было бы сделать с компанией, можно было бы, при небольшом воображении и больших деньгах, сделать и со страной. Морган совместил деловой стиль с хорошо финансируемой частной разведывательной службой.[149]

В поисках новых миров для покорения старший Морган отправился в Россию, но осторожно. В 1900 году он торговался с агентом Витте Ротштейном по поводу предоставления кредита Санкт-Петербургу, но в последний момент отказался и сделал это снова после длительных переговоров в 1905 и 1906 годах. Морган в итоге отказался из-за страха мести Шиффа. Когда осенью 1905 начались переговоры, революционный импульс достиг своего пика, имперская казна была пуста, а русская банковская система находилась на грани краха. Морган умело воспользовался своим преимуществом, потребовав, чтобы русские предоставили льготные условия фирмам, контролируемым Морганом, которые передали бы ему контроль над русскими закупками американского оборудования. Царский министр финансов Коковцев отказался от условий, в которых он видел разорение растущей промышленности России и угрозу "эксплуатации [со стороны] американских капиталистов и империалистов".[150]

Однако в марте 1906 года, когда пришло время всем расписаться на пунктирных линиях, Морган внезапно пошёл на попятный. Витте подозревал, что за этим стоят немцы, но главным фактором было то, что тем временем политика и экономика России стабилизировались. С точки зрения морганизации Россия больше не была выгодной инвестицией. Интересно, что одним из французских банкиров, участвовавших в сделке, был Эдуард Нетцлин, входивший в то же "маленькое братство", что и Шифф. Именно Нетцлин (или это был Шифф?) предупредил Витте об отказе Моргана.[151] По сути, Морган действительно не любил русских и не доверял им, ставя на один уровень с китайцами.

Однако старший Морган не совсем избегал России. Он вложил миллионы в Империю через компании, которые он контролировал, такие как "International Harvester", и даже те, в которых он имел небольшую долю, например, "Crane-Westinghouse". Дж. П. Морган-младший, более известный как Джек, унаследовал большую часть деловой хватки отца, но его считали "более загадочным и гораздо спокойнее".[152] Под его присмотром российские активы Моргана потихоньку росли; к 1917 году у "New York Life" был офис в Санкт-Петербурге, как и у "Guaranty Trust", фирмы, которая стала центром деятельности Джека. Нью-йоркским отделением "Life" не случайно руководил Фредерик М. Корс, который в 1917-18 годах тесно сотрудничал с американскими дипломатами и разведчиками.[153]

Как и отец, Джек Морган был убеждённым англофилом. Также, как и отец, он питал недоверие к русским и считал большинство представителей царя в Нью-Йорке отъявленными взяточниками.[154] Он также не слишком любил евреев, особенно иностранных.[155] Как только в 1914 году началась Первая мировая война, Морган присоединился к союзникам. 15 января 1915 года он подписал соглашение, делающее его эксклюзивным агентом Лондона.[156] Сделка включала скромный кредит в размере 12 млн. долларов для финансирования российских закупок в Америке.

Молодому Моргану, как и отцу, умело помогала пара партнёров, по крайней мере, таких же целеустремленных и безжалостных, как и он сам. Возглавлял список Генри П. Дэвисон, который присоединился к фирме в 1902 году и 7 лет спустя стал старшим партнёром. Дэвисон был глубоко предан Моргану-отцу и,