политические, нежели экономические требования. На итоговых собраниях "рабочими двигали не столько соображения материального характера, сколько чисто моральные стремления уладить все ‘по справедливости’ и заставить работодателей искупить свои прошлые грехи".[195] И если владельцев завода можно заставить искупить вину, то это может сделать и их начальник, царь. 16 января Гапон объявил о шествии более 13 тыс. рабочих Путиловского завода. К субботе 21 января число сочувствующих в Санкт-Петербурге и его окрестностях дошло до 200 тыс. человек.

Тем временем священник составил и распространил жалобную петицию, которую он планировал представить царю. Насколько это было делом его рук, неизвестно. Эсеры "подправили" его содержание, и в одном отчёте утверждалось, что "некоторые из руководящих умов земской агитации действуют с помощью социал-трудовой партии".[196] Петиция Гапона была, по сути, несколько более радикальной версией более ранней резолюции земского съезда. Наряду с требованиями 8-часового рабочего дня и повышения заработной платы, он требовал прекращения войны, представительного законодательства, всеобщего избирательного права, свободы слова и собраний, отделения церкви от государства и политической амнистии. Предположительно, петицию подписало целых 150 тыс. человек. Было ли это правдой, вряд ли имело значение.

В четверг, 19 января, Гапон объявил, что в воскресенье он возглавит массовое шествие к резиденции царя в Зимнем дворце, чтобы лично вручить петицию. Он потребовал, чтобы Его Величество явился лично, чтобы получить её в 2:00 пополудни. Несмотря на шаблонное подтверждение монархической преданности, заявления Гапона несли в себе явную угрозу. "Если ты не появишься, — предупредил он Николая, — тогда моральные узы между тобой и людьми, которые тебе доверяют, исчезнут, потому что теперь между тобой и народом прольется невинная кровь".[197] В другом интервью он многозначительно предупредил, что если царь откажется прийти и "принять конституцию"... "будет ужасное восстание".[198] Гапон не предлагал компромисс, он выдвигал ультиматум: если Николай II не согласится, начнётся насилие. Эти страшные предупреждения услышали везде, даже в Америке. Эксклюзивный корреспондент Los Angeles Herald, затаив дыхание, предупредил, что марш может спровоцировать "самый кровавый день в истории России".[199] Pittsburgh Press предсказала, что "может произойти всеобщее восстание или ужасная резня", если Николай II проявит упорство.[200]

Гапон великодушно пообещал гарантировать безопасность Императорской Особы. Конечно, если бояться нечего, зачем нужны гарантии? В одном сообщении утверждалось, что для "ограждения и защиты" императора был сформирован отборный отряд из 400 рабочих.[201] Таким же образом, конечно, он стал бы их пленником. Гапон выразил уверенность, что, когда дело дойдёт до драки, солдаты не подчинятся никакому приказу стрелять в своих братьев, и многие из его последователей убеждали себя в том же.[202] Как выразился один комментатор, "если отец Гапон, вдохновитель движения, хотел открытой революцию, он справился со своей задачей как гений".[203]

Был ли Гапон вдохновителем чего-либо, остается под вопросом. После "Кровавого воскресенья" кричащий заголовок в "Minneapolis Journal" провозгласил, что в России "таинственная сила провоцирует войну".[204] Возможно, это была журналистская гипербола, но забастовки, петиция, марш и организованное выступление на Дворцовой площади действительно наводят на мысль о постановочном политическом театре с целью загнать Николая II в угол. Если бы он согласился на требования Гапона, то пошел бы по стопам Людовика XVI. Другим исходом могло стать кровопролитие, вина за которое тоже ляжет на Николая II.

Вследствие забастовок и массовых шествий нормальная жизнь в столице практически прекратилась. В ответ правительство наводнило Петербург войсками. Дворцовая площадь, на которой Гапон планировал устроить своё грандиозное выступление, стала армейским лагерем, полным палаток и полевых кухонь. Градоначальник Санкт-Петербурга выпустил предупреждение против "собраний и шествий", но в остальном не предпринял никаких попыток помешать демонстрантам.[205] Тем временем Гапон послушно предоставил Охранке предварительную копию петиции и планов, и они не выдвинули никаких возражений. Однако войска заняли позиции на ключевых мостах и перекрестках с постоянным приказом не допустить участников марша к центру города. Потенциал и даже вероятность насилия были очевидны.

В субботу вечером около 200 журналистов и либеральных "профессионалов" встретились, чтобы обсудить планы по предотвращению кровопролития, но безрезультатно. В тот же вечер делегация писателей, в том числе Максим Горький, появилась в доме князя Святополка-Мирского с той же целью, но ей сказали, что уже слишком поздно. Затем они явились к бывшему министру финансов и стороннику либералов Витте, но тот заявил, что тоже ничего не может сделать. Создавалось впечатление, что то, что должно было произойти, было предопределено заранее.

Почти все знали, что будет дальше, даже в Америке. В январе 1905 года Павел Милюков устроился в Чикаго в качестве гостя Чарльза Крейна. Крейн заплатил ему за курс лекций и статей о российской политике. Действительно, это было как раз вовремя. 21 января Милюков дал интервью в доме Крейна, где его спросили о событиях на родине. "В течение двух дней в России произойдёт кровопролитие, — утверждал он. — Если большое массовое собрание перед Зимним дворцом в воскресенье днём будет каким-то образом предотвращено, оно произойдет в какой-нибудь другой части Санкт-Петербурга, и я не вижу, как можно избежать столкновения.[206] По сути, революция уже происходит, — продолжил он, — и "Вся Россия" желает "упразднение самодержавия, введение конституции и учреждение собрания, избранного народом". Слова Милюкова стали устрашающе пророческими, или он знал больше, чем показывал. Он и другие не только ожидали насилия, но, казалось, приветствовали его. Милюков, в конце концов, подписал декларацию, призывающую ни к чему иному, как к свержению самодержавного режима. Если бы Николай II склонился бы перед требованиями просителей, царская власть была бы ограничена, но он по-прежнему бы сохранил за собой трон. А кровопролитие послужило бы необходимым предлогом, чтобы совсем избавиться от него.

По счастливой ли случайности, хитрости или осторожности, Николай II в субботу уехал из Санкт-Петербурга в относительно безопасное Царское Село, расположенное примерно в 25 км к югу. Видимо, он рассчитывал, что если его не будет в городе, чтобы получить петицию, то Гапон отменит шествие. Однако точка невозврата для Николая II была уже пройдена.

Как гласит общепризнанная история, на следующий день отец Гапон повёл своих верных последователей к Зимнему дворцу только для того, чтобы их неожиданно и злонамеренно обстреляли солдаты, в результате чего сотни людей были убиты и ранены. Фактический ход событий несколько иной, и, как выразился один очевидец, "невозможно знать, что происходило во многих местах, расположенных далеко друг от друга".[207] Было несколько разных шествий из разных частей города. Главную из