Начнем сию печальнейшую из глав, пожалуй, с упоминания о том, что самая крутая в мире регулярная выставка искусств – это Венецианская биеннале, основанная еще в 1895 году. Выставлять на ней стараются всегда самое лучшее и самое важное. В 2015 году, на 56-й Венецианской биеннале, можно было увидеть нечто особенное. Дело в том, что у многих стран на этом фестивале есть свои государственные павильоны. И вот в здании, отведенном Литве, был представлен проект контемпорари-художника Дайнюса Лишкявичюса под названием «Музей».

Перескажу своими словами, что писала литовская пресса об этом «Музее». Этот проект, – гласил пресс-релиз, – попытался иронически перетолковать период советской оккупации как историю современного искусства. Проект, писали журналисты, рассказывал о мятежных, революционных, иногда непостижимых личностях, борцах за свободу. Одной из этих личностей был Бронюс Майгис. «Он, – говорит о нем упомянутый современный художник, – туманная революционная фигура, которую у нас еще не легитимизовали, неправильно поняли, ―поставили на полку‖. Мы, литовцы, говорим о нем, как о позоре, пятне на национальном флаге, хотя это был замкнутый и травмированный человек. Я пытался поместить эту личность в культурный контекст». Поступок Майгиса подается как авангардная форма искусства, запрещенная в советское время, как перформанс, отрицающий традиционные ценности.

Давайте же взглянем попристальней на этого Бронюса Майгиса, чей перформанс настолько существен для мирового культурного контекста, что его документация стала одним из главных сюжетов павильона целого независимого государства на Венецианской биеннале.

Это случилось 15 июня 1985 года. Для начала этой истории, говорят, было важно, что это был следующий день после 44-летия начала массовой депортации литовцев (всего репрессировано более 130 тыс. человек). Для ее финала, безусловно, было значимо, что это случилось несколько месяцев спустя после избрания Михаила Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС.

Накануне Бронюс Антонович Майгис, чей отец-литовец в 1944 году был застрелен советскими войсками как член фашиствующих «лесных братьев», покинул Каунас и сел на поезд, идущий из города Калининграда в Ленинград. Дома, в маленькой каморке, у него оставались дорогие для него вещи и документы – два молитвенника, журналы «Здоровье и труд» и «Международное право», несколько портретов Гитлера, собственные рентгеновские снимки и многочисленные справки из различных больниц.

Еще там потом нашли вырезку из журнала «Огонек» с изображением картины Рембрандта «Даная» и другие репродукции.

Прибыв в Ленинград, Майгис отправился в Эрмитаж. И попал туда. Почему-то в подобных историях никогда не встречается совершенно реалистичных жизненных поворотов, как бывает у нормальных людей: мол, пошел в Эрмитаж, там была огромная очередь, встал в нее, простоял четыре часа, по ногам промаршировали два класса переростков-восьмиклассников (с гоготом), потом почувствовал, что скоро будет тепловой удар, но вот уже виднеется касса! И когда передо мной оставалось буквально три человека, кассир закрыл окошко со словами «билетов на сегодня больше нет», и я, опечаленный, что зря потратил день, грустно поплелся к себе домой…

Нет, такие статистически частые стечения обстоятельств случаются только с нами, нормальными людьми. А злоумышленники всегда проникают в музеи безо всяких проблем, будто судьба нарочно им красные ковровые дорожки расстилает и отменяет фейс-контроль.

48-летний Бронюс Майгис, безработный, болезненный, потасканный жизнью, ранее работавший на лесозаготовках и шахтах под Пермью и Кемерово, легко прошел в Эрмитаж. Было солнечное субботнее утро. Он явился в зал, посвященный голландской живописи. К его ногам под брюками были привязаны два самодельных взрывных устройства типа фугас, сделанных из обрезков труб, набитых аммонитом. От них к поясу шли провода, на нем крепилась батарейка. В сумке у Майгиса лежала емкость с кислотой и острый нож.

Он достал этот нож. И сначала несколько раз ударил рембрандтовское полотно, ударил обнаженное тело аргосской царевны в область паха, по животу и бедрам. Почему-то вандалы особенно любят резать холсты ножом, видимо, это доставляет им атавистические наслаждения.

Бедный Рембрандт: десятью годами ранее другой безработный, бывший школьный учитель, так же порезал ножом «Ночной дозор». А прежде «Ночной дозор» резали в 1911 году – это сделал безработный сапожник, протестовавший, по его словам, из-за того, что не мог найти работу.

(Эта глава что-то получается совсем не смешная. Оказывается, есть темы, на которые даже я шутить и ерничать не могу.)

«Ночной дозор» Рембрандта после нападения вандала в 1975 году. Фото: Rob Bogaerts / Anefo

Потом Майгис достал банку с серной кислотой. И облил уже порезанную «Данаю». Почему-то вандалы с той же страстью, что и ножи, любят серную кислоту, возможно, и в этом акте деструктивного выплескивания есть какие-то фрейдистские мотивы. Статистика говорит, что плещут обычно на лица, на «живые» глаза.

Бедный-бедный Рембрандт. Если взять тот же «Ночной дозор», то в третий раз ему достанется в 1990 году: его обольет серной кислотой некий мужчина с психиатрическим диагнозом (наверняка тоже безработный!). Из рембрандтовских работ от кислоты еще пострадали две картины в замке Вильгельмсхёе в Касселе – «Автопортрет» 1654 года и «Иаков, благословляющий Иосифа». В 1977 году, за несколько лет до трагедии в Эрмитаже, их облил Ханс-Йоахим Болманн, серийный вандал, окативший с 1977-го по 2006 год кислотой 56 картин. Его все время ловили, судили, отправляли на лечение, потом он опять обливал картины, его снова ловили. Под конец жизни он нашел новую забаву – обливал картины не кислотой, а бензином и поджигал. В 2009 году он умер в возрасте 72 лет, на свободе.

Это было лирическое отступление, призванное показать, что СССР по музейной безопасности занимало равноправное место на арене мировых музейных сумасшедших, ничуть не уступая Голландии, Германии и проч. странам второй половины ХХ века. Теперь же вернемся к нашим отечественным березкам и аммонитам.

После ножа и кислоты воспользоваться третьим орудием – самодельной взрывчаткой – Майгис не успел: его скрутила охрана и посетители. Сам он потом говорил, что и не собирался – увидел, что в зале много людей, и не хотел их поранить. Его целью были только картины.

Некоторые говорят, что Майгис кричал: «Слава Литве!» во время совершения преступления. Другие это отрицают. Молчат об этом и протоколы. В 1985 году в советском государстве никому не были нужны процессы со столь яркой политической направленностью. При изучении истории вообще кажется, что власти изворачивались как могли, чтобы дать Майгису наказание помягче, записать его не в националисты-взрывники, а в душевнобольные, выпятить тему эротической озабоченности.

Сотрудники музея бросились спасать «Данаю», пока краска стекала с полотна. Жидкость пузырилась и, капая, проедала паркет. Картину поливали водой, пытаясь смыть кислоту, – больше ничего сделать было нельзя.