Экс-жилец остолбенело воззрился на меня, а потом выдавил через перекошенную губу:

— Ч-че?

— Какой отпрыск? — недоуменно спросил сержант.

— Да я только что проходила наверх, тут с ним ребенок рядом лежал.

— Да был у него ребенок, — сказал мент. — Только я его давно уж что-то не видел. Пропал ребенок… с полтора года будет, как пропал. Не помню даже, девочка или мальчик. Девочка… да. Нет, вроде мальчик. Иванов, кто у тебя был, девочка, или мальчик?

Иванов качнулся к стене, посмотрел на меня бессмысленным взглядом, а потом неожиданно прильнул к менту и гаркнул тому на ухо — аж слюна во все стороны полетела:

— Тррретьим б-будешь?!

— Вот так и живем, — констатировал сержант, морщась от вопля, а затем так пристукнул Иванова по шее, что тот икнул и, не удержавшись на ногах, кубарем прокатился по ступенькам, преодолев таким образом целый пролет.

— Этот не то что сына — голову уже давно потерял и никак разыскать не может, — назидательно выговорил сержант и последовал вниз по лестнице за незаконопослушным гражданином Ивановым.

Мне оставалось только пожать плечами и задать риторический вопрос: «А был ли мальчик?»

И в этот момент мой взгляд упал в угол, туда, где стоял какой-то картонный ящик. Я машинально шагнула к нему и заглянула внутрь.

Там лежал маленький тулупчик. Совсем маленький. На ребенка.

* * *

При виде этого меня — сама не знаю почему — словно током прошило. Ну, казалось бы, что тут такого уж необычного… ну, испугался ребенок злобного дяденьки милиционера и убежал, оставив на произвол судьбы и прочих властей своего незадачливого пьяного папашу. Забился куда-нибудь в уголок и сидит тихо, как мышка.

Но, с другой стороны — куда тут забиваться? И разве испуганный ребенок, который слышит шаги милиционера буквально в двух метрах от себя, — разве захватит он с собой эту скрипку и тем более разве станет он класть в ящик этот тулупчик, если его проще бросить на пол?

Тогда что?

И почему он так внезапно исчез?

Чудовищная гипотеза начала медленно и упорно вызревать, проворачиваться в мозгу, как проворачивается над костром насаженный на вертел поросенок, чтобы дойти до оптимальной кулинарной кондиции…

Убийца — ребенок.

Нет, это слишком чудовищно. Попросту невозможно. Скорее всего, то существо, что было под тулупчиком, и является киллером — какой-нибудь злобный карлик. У таких людей болезненное самолюбие, завышенная самооценка, ненависть ко всему миру — такой вполне может стать наемным убийцей.

Тем более что никто не заподозрит специалиста в убогом. В инвалиде от природы.

Почему-то принято считать, что киллер — это цветущий мужчина, обученный всем боевым премудростям. Или, на худой конец — таких же кондиций женщина.

Хотя, на мой взгляд, женщина-киллер предпочтительнее мужчины. Более терпелива, упорна, выдержанна, правда, сложнее усваивает закладываемые навыки, но зачастую лучше их реализует.

Может, очень миниатюрная женщина? Бывают же взрослые женщины ростом с десяти-двенадцатилетнего подростка. Обучить такую малютку — и…

Я лишний раз прокляла себя, что не подвергла ребенка — или кто он там — такому же тщательному осмотру, как и его папашу. Или псевдопапашу.

Что ж, как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отвалились.

Я развернулась и вышла из подъезда.

Темнело.

С Шикиным мы договорились на восемь. Было уже около половины девятого, так что, по всей видимости, он начинал чувствовать себя коварно обманутым. Пришлось потратить полчаса на эту непредвиденную заминку, едва не приведшую меня в морг в качестве «клиента до востребования», как острословил один циничный патологоанатом, имеющий обыкновение распивать спирт прямо на трупе, которому он делал вскрытие.

Я поймала машину, и когда с меня потребовали сороковник за то, чтобы преодолеть три квартала, оставшихся до дома Владислава Сергеевича, я заплатила не торгуясь.

Я переплатила минимум вдвое, но не это меня заботило в данный момент.

Связано ли это покушение с тем, что я направлялась в гости к Шикину? Зачем вообще кому-то понадобилось меня убивать?

Все было бы понятно, если бы стреляли в Багиру или даже в Юлию Максимову, юрисконсульта губернатора.

Но ведь стреляли-то в Елену Владимировну, молодую преподавательницу гимназии номер два, первый день вышедшую на работу.

Кто мог увидеть в ней… то есть во мне в учительской ипостаси — помеху своим планам?

В это время машина подъехала к нужному дому. Я вышла из машины и, поблагодарив водилу-стяжателя, направилась к подъезду.

Я вошла в дом, поднялась в квартиру номер восемнадцать и позвонила три раза.

Так просил Шикин.

Впрочем, хозяин не спешил мне открывать, хотя, несомненно, был дома. Я позвонила еще три раза. Никто не открывал. Наверняка Шикин сто раз успел бы добежать до входной двери и открыть ее. Даже если бы его квартира была двадцатикомнатной, чего, как известно, нашим жилищным фондом не предусмотрено, или Владислава Сергеевича приковал к унитазу приступ диареи.

Я себя почувствовала жутковато. После покушения на меня, после этого бомжа Иванова и его бесследно исчезнувшего ребенка-фантома еще не хватало, чтобы мою нервную систему нагрузило какое-нибудь несчастье с Шикиным.

Нет. Это ожидание становится просто невыносимым. Совершенно невыносимым.

Такого клубка случайностей быть просто не может.

Я решительно открыла свою сумочку, порылась в ней и извлекла на свет божий связку отмычек. Это вам не примитивные отмычки, которыми пользуются заурядные домушники. Отмычки, замелькавшие в моих руках, представляли собой чудеса творческой мысли конструкторских бюро ГРУ.

Примерно такими же мы пользовались еще при работе во внешней разведке.

Человек, в совершенстве умеющий пользоваться этими замечательными инструментами, мог за минуту-другую открыть металлическую дверь практически с любой степенью защиты.

У Шикина была куда более простая дверь. Я открыла замок буквально за несколько секунд.

Замок щелкнул, и дверь отворилась. Но тут же застыла на натянутой цепочке. Очень короткой. Открыть ее снаружи не представлялось возможным.

Щель, образовавшаяся между дверью и дверным косяком, была слишком узкой. Сантиметров пять, не больше. Даже руку не просунешь.

Но через эту щель на темную лестничную клетку упал свет, и я увидела…

В прихожей прямо на полу лежал Шикин. Прислонившись щекой к полу. В точно такой же позе — странное и трагическое совпадение! — как тот нищий в подъезде.