Как кто-то сумел воздвигнуть втайне такое колоссальное сооружение? Где они добыли столько черного камня? Кто втащил его на самый верх горы и как они снабжали себя достаточным количеством зерна, мяса, стройматериалов и других припасов?

Я слез с дерева — это оказалось труднее, чем на него забраться — и, едва переведя дух, возобновил свой болезненно медленный путь к аббатству. Мне повезло, что лес был достаточно густым, чтобы укрыть меня, пока я огибал стену. Фериус говорит, что замки похожи на лошадей: величавые спереди, но куда менее привлекательные сзади. Потому что любое большое замкнутое пространство, полное людей, производит множество отходов (примерно как задница лошади), и отходы надо куда-то девать. Как ни прискорбно, это «куда-то», как правило, лучший путь проникнуть внутрь замка или выбраться из него.

Я был вознагражден за часовое изучение аббатства тем, что обнаружил удивительно хорошо построенный канализационный тоннель: он выходил на склон утеса, не сильно отличающегося от того, где я посадил на мель Турнама и Бателиоса. Я запихал свои пожитки в заснеженный кустарник и начал спускаться с двенадцатифутовой скалы без помощи веревки, в результате неуклюже приземлившись у края тоннеля. Отсюда я начал очень неприятное путешествие в темноту.

Оказалось, что испражнения святых людей пахнут не лучше — а возможно, чуть похуже — испражнений непосвященных. Но в конце концов я прошел под навесной стеной аббатства и очутился в паутине менее отвратительных тоннелей, которые связывали разные башни и здания с канализацией. Я шагал по тоннелям, время от времени глядя сквозь решетки вверх, в кладовые, кухни и две библиотеки. Только добравшись до решетки, которая, должно быть, находилась недалеко от центра аббатства, я увидел людей.

Вообще-то я не столько увидел их, сколько заметил лужи крови, льющиеся сквозь решетку передо мной. И тогда до меня донеслись вопли.

Подошвы сапог и сандалий отчаянно топали над моей головой. Мужчины и женщины бежали, выкрикивая слова, которые я не узнавал. Здесь как раз хватало света, чтобы я разглядел еще одну решетку шагах в пятнадцати справа, в тоннеле поменьше. К решетке вела железная лестница.

Я побежал туда и взобрался наверх. Решетка оказалась на петлях, и, хотя здравомыслящие люди обычно бегут в противоположном направлении от таких вещей, извращенное любопытство заставило меня пожелать выяснить, что стало причиной всего этого хаоса.

Толкнув металлическую решетку вверх настолько, чтобы высунуть голову, я увидел дюжину мужчин и женщин в черных рясах. Метки их Черной Тени извивались лентами, обматываясь вокруг членов твари настолько громадной и ужасной с виду, что я не смог оторвать от нее глаз.

На голове создания были рога, но не один и не два, как на старых масках медеков, с помощью которых запугивали мой народ, а целых шесть. С отвратительной симметрией из торса торчали шесть членов: четыре руки и две ноги. Громадная грудь вздымалась, как кузнечные меха, а огромные челюсти рвали плоть умирающего человека, который, несмотря на явно смертельные ранения, силился вырваться. Судя по минимум дюжине убитых, громоздящихся позади создания, я сомневался, что он в этом преуспеет.

Мой народ верит, что Черная Тень — это канал, с помощью которого демоны однажды появятся в нашем мире и используют силу зараженных ими магов, чтобы обрушить на всех нас несказанные ужасы. Фериус считает это не более чем народными сказками и суевериями.

Оказалось, что Фериус ни черта не знает.

Мои познания в области борьбы с демоническими силами до сих пор ограничивались тремя источниками: теориями джен-теп о природе кросс-планарных сущностей, народными сказками приграничья, которыми делились пьяницы в тавернах, желая, чтобы вы наполнили их кружку, и моей природной способностью к дедуктивным рассуждениям. Все три источника велели мне бежать со всех ног.

Я не сомневался, что это умозаключение имеет под собой твердую почву: я не имел никакого отношения к народу в аббатстве (возможно, за исключением Турнама и Бателиоса, которые вряд ли меня любили). Кроме того, весь мой план основывался на том, чтобы хаос и смятение помогли мне сбежать. Даже я должен был признать, что чудовищный шестипалый демон, пожирающий всех, кто попался ему на глаза, был более эффективным для отвлечения внимания, чем сталкивание парня с утеса.

Я повернулся, чтобы пойти обратно по тоннелям под навесной стеной, прочь от рева демона, воплей умирающих и тех, кому вскоре предстояло умереть, полный решимости к ним не присоединиться. Только тут я услышал еще один звук и остановился, как вкопанный. Плач ребенка.

«Кто, к дьяволу, привел малыша в такое место?»

Я сделал шаг назад, посмотрел сквозь решетку и увидел бледную тощую ножку. Там стоял мальчик лет пяти-шести, его ноги дрожали так, что решетка поскрипывала на петлях. Но он не бежал, просто продолжал неудержимо трястись. Я понял, почему он медлит, поскольку много раз испытывал такое сам. Мальчик оцепенел от страха.

— Беги, малыш! — закричал я.

Он не ответил. Ну, во всяком случае, не ответил словами.

Приторно-едкий запах коснулся моих ноздрей, прежде чем струйка мочи побежала по ноге мальчишки, а после — сквозь решетку. Он обмочился. Я отпрыгнул и закричал во все горло:

— Не стой там! Беги!

— О нет! — простонал мальчик. — О нет!

Нельзя было с ходу понять, что вызвало эти слова: страх неминуемой смерти или стыд из-за потери контроля над мочевым пузырем. Мне приходилось ощущать это на себе, и я не мог припомнить, какое чувство было сильнее.

— Мальчик! — позвал я снова, на сей раз подражая четкому, повелительному голосу моего отца, которым тот всегда говорил со мной, чтобы заставить действовать мое тело, если не мой разум. — Ты повернешься и побежишь с этого двора. Сейчас же!

То ли он меня не слышал, то ли я говорил недостаточно угрожающе, потому что он продолжал стоять, и моча струилась по его ноге. Вопли и крики во дворе становились громче, что означало: монахи проигрывают и мне пора уходить.

Почему же я не бегу со всех ног?

Проклятье. Проклятье. Проклятье.

Я начал подниматься по лестнице. Проклятая надоедливая Фериус Перфекс! Иногда приходится играть теми картами, которые тебе выпали, малыш, — даже сквозь шум представил я ее назидательный голос. — Единственное, что надо решить — как разыграть те карты.

Решетка запиралась на засов снаружи. К счастью, последние несколько месяцев не были для меня временем частых пиров, поэтому мои предплечья оказались настолько тощими, что пролезли между прутьями. Я отодвинул засов и начал толкать решетку. Мальчик все еще стоял на ней, но он был маленьким и достаточно легким, чтобы просто упасть с нее. Я вскарабкался наверх, оказался по пояс снаружи, пытаясь не смотреть на бойню и не слушать вопли, и схватил мальчишку. Он завопил и, конечно, лягнул меня.