Илья постоял так, подышал, и тут вывернуло, точно сутки без продыха пил или двое, потом еще раз, потом еще. Потом спазмы прошли, Илья без сил плюхнулся на сиденье и глядел на проезжавшие мимо машины. Рядом тормознула «Мазда», стекло опустилось.

— Мужик, ты как? Помочь тебе? — раздался участливый голос. Илья помотал головой, махнул на прощанье, и «Мазда» газанула дальше. Стало очень холодно, пробил озноб, да так, что зуб на зуб не попадал. Илья кое-как выехал из неглубокого, по счастью, кювета, выгнал машину на обочину. «Так нельзя, суки, так же нельзя, надо заканчивать», — неотступно крутилось в голове, а кто-то рядом ехидно посмеивался и говорил обидное. «В петлю полезешь? А если неудачно, тогда что?» — издевался «собеседник».

— Да хрен тебе, — неведомо кому отвечал Илья. «А ты подумай. Раз — и готово, и никаких проблем. Будет больно, но недолго», — вкрадчиво убеждал тот.

— Не твое дело, отвали. — Илья сообразил, что говорит сам с собой. Снял куртку, открыл в машине все окна и поехал домой. Замерз до чертей, зато стены больше не мерещились, и голос в голове заткнулся. Дома был уже за полночь, добрался до квартиры и рухнул спать.

Дурной сон отпускал медленно и неохотно, как бред во время тяжелой болезни. Илья просыпался, не сразу понимая, где находится и что сейчас, день или ночь, и снова выключался. Организм-таки взял свое, бессонницу сменило мутное липкое забытье, от него голова становилась тяжелой, а глаза резало так, точно в них насыпали песка. Сонная одурь не отпускала почти сутки, Илья пришел в себя под вечер другого дня и поплелся в кухню. Кроме чая и засохшего хлеба, там не нашлось ничего съедобного, поэтому утром он первым делом пошел в магазин. Тот оказался закрыт по случаю отключения электричества, и пришлось тащиться дальше.

И пока топал под мелким теплым дождем почти на другой конец города, пока слонялся по пустому почти магазину, в голове неотступно крутилось одно и то же. Наваждение накрыло еще ночью, в одно из пробуждений, и больше не отпускало. Илья вспомнил до мелочей, едва ли не поминутно все, что было до того, как он нашел в ванной мертвую Машу. Вспомнил, как торопился в ресторан, как накрыла ревность, когда увидел Светку и Вишнякова в бильярдной, даже будто заново те минуты пережил. Вспомнил и Валеркину выходку, и ссору с женой, и все, что было потом. И никак, ну хоть убейте, не мог понять, кто это мог сделать и почему, за что. Всех перебрал, и коллег своих и Светки, и друзей, и даже Машиных подружек припомнил. Умом понимал, что это не то, что мимо. Дверь в квартиру не была взломана, замок на месте, и ключ повернулся в нем свободно. Значит, Света сама впустила убийцу, из квартиры ничего не пропало, значит, это не ограбление. Или пропало? Он же не смотрел толком, не до того было.

Чувство было такое, точно в ту самую бетонную стену лбом уперся. Безысходность и отчаяние накатили с новой силой, и тут добавилось еще кое-что: Илье показалось, что за ним следят. Поначалу решил, что это нечто вроде вчерашнего глюка на дороге, измученная психика еще и не такие кружева сознания сплести может. Пытался поначалу не обращать внимания, делая перед самим собой вид, что ничего не происходит, но не выдержал, оглянулся несколько раз на ходу.

И ничего необычного или подозрительного не углядел, до него никому не было дела. Люди шли, машины ехали, собаки бежали по своим делам, на березе каркали вороны, точно ссорились друг с другом. Мимо быстро прошел высокий белобрысый мужик лет тридцати, он громко орал в мобильник на какого-то Саню, клял того последними словами и выражений не выбирал. Обогнал, вскочил в маршрутку, что отъезжала от остановки, и сгинул.

Чувство чужого взгляда в спину не отпускало, Илья быстро шел к дому, держась из последних сил, чтобы не оглянуться. Влетел в квартиру, закрыл дверь и только сейчас почувствовал, как колотится сердце, а руки мелко подрагивают. Потом дыхание успокоилось, Илья убрал продукты и лег на диван. Сон не шел, мысли не отпускали, версии и предположения рождались десятками и тут же улетучивались. Полежал так с полчаса, пока не пришел в себя, и даже задремал. А очнулся от яркого света. Мощный яркий луч прорвался сквозь сетку кленовых ветвей и листьев, врезался в зеркальную створку шкафа в соседней комнате и рикошетом ударил в глаза. Илья вышел на балкон, глянул на небо. Там царила огромная яркая радуга, крутая, сильная, точно с картинки из детской книжки. Внизу раздались веселые голоса, хлопнула дверь машины — это Яковлевы грузились в свое ржавое корыто. «Тойота» куда-то укатила, Илья еще полюбовался на радугу и вышел из дома.

Идти пришлось недалеко, можно было и на маршрутке доехать, но Илья решил пешком. Прошел по знакомым улицам, точно заново открывая для себя родной город, узнавал и не узнавал его. Вот школа, где проучился десять лет, она никуда не делась. А вот этот торговый центр появился тут уже без него, на месте сквера, где так славно было прогуливать уроки. И вот эту приятную с виду многоэтажку он не помнил: высотку вкопали на месте оврага, где частенько случались оползни, грунт по весне проваливался куда-то в бездну. Тогда там ставили оцепление, и рабочие торопливо заделывали провал. А сейчас тут вырос небольшой микрорайон, и странно, что он до сих пор не ушел под землю.

Высотки и обычные пятиэтажки закончились, пошли частные дома: заброшенные, полуживые и вполне себе справные коттеджи за высокими заборами. Потом пустырь, который ничуть не изменился за пару десятков лет, потом ручей — через него Илья легко перемахнул и принялся подниматься в горку. Вернее, на насыпь железной дороги, что шла через их город из Москвы до самых до окраин, до Владивостока и дальше, на самый край земли.

Солнце пропало за тучами, радуга исчезла, низкие быстрые тучи мигом затянули небо. Поднялся ветер, под его порывами и без того низкая трава прижалась к земле. Где-то недалеко увесисто громыхнуло, блеснула молния, расколов небо, и пропала. Илья повернулся спиной к грозе и шел по насыпи. Мимо пролетела электричка в сторону Москвы, немного погодя навстречу прогрохотал товарняк. Семафор впереди горел красным, Илья прошел еще немного и остановился.

Железка тут делала изгиб, рельсы уходили вправо и там исчезали за густой порослью лесополосы. Деревья почти слились цветом с низким темным небом, низкий гул несся, казалось, одновременно и с неба, и из-под земли. Илья огляделся, сел на рельсы, подобрал с земли камешек, подкинул на ладони, огляделся. Прямо по курсу высился забор промзоны, высокий и неинтересный, Илья развернулся в другую сторону и принялся глядеть на березы. Ветер нещадно трепал их, летели первые желтые листья, в просвете меж тонких ветвей то и дело вспыхивали молнии. Илья кинул камешек вниз и прикрыл глаза.

Рельс слабо гудел и еле ощутимо подрагивал, березы шумели под ветром, гул повторился, но уже нестрашно. Звуки убаюкивали, Илья закрыл глаза и плотнее запахнул куртку, накинул капюшон. Ветер дул в спину, пахло свежестью и сорными травами, что в изобилии росли вдоль полотна. Пустырь начинался у подножия насыпи, прерывался лесополосой и тянулся дальше, пропадал где-то за краем туч. Громыхнуло сильнее, ветер вдруг налетел сбоку и сорвал с головы капюшон. Илья кое-как натянул его, и тут послышался отдаленный пронзительный гудок. Впрочем, он быстро стих, Илья застегнул «молнию» почти до подбородка, сгорбился, уперся локтями в колени и задремал. Шум ветра и деревьев, глухие раскаты грома, шелест ткани успокаивали, на душе становилось легче и чище, казалось, что избавление близко и надо лишь подождать еще немного. «Долго как», — шевельнулась ленивая мысль, Илья приоткрыл глаза. Глянул на щебенку, на низкую траву с мелкими листьями, на столб напротив, повернулся к семафору и увидел человека.