— Чтооо сейчас произошло? — голос плохо слушался. Тело все ещё чувствовало чужое тепло и силу нечеловеческих объятий.

Берн, вышедший на шум, гулко хохотнул:

— Их можно понять, не часто у нас появляются новые лица.

— Все по домам, — скомандовал Свер, злым или раздраженным он не выглядел, но приказ был исполнен в кратчайшие сроки. Не прошло и десяти секунд, как во дворе не осталось ни одного общительного переярка.

Только уставший вожак, довольный Берн и ошалевшая я.

— А как же… — встретившись взглядом с Свером, шокированная и бесстыдно обнюханная, я растерянно спросила, — я же нечисть. Страшная лесная нечисть, разве нет?

Ответом мне была снисходительная усмешка:

— Они долгое время провели в звериной шкуре, зрение еще не успело вернуться в норму. Полагаю, они просто не заметили твоей… — Берн с заминкой произнес, — особенности.

Рука самостоятельно потянулась вверх, пригладить волосы. Ну, красные, ну странные, ну подумаешь.

— Это они все время, что в лесу провели, в зверьми ходили? — пока я ощупывала свою особенность, Свер как-то незаметно проскользнул мимо, и вопрос я задала уже ему в спину, встав в дверном проеме.

— Все время, — кивнул он, не оборачиваясь, — три дня назад впервые вернули себе человеческий облик.

— И что они делали все эти три дня в лесу в человеческом виде?

Свер на этот вопрос ответить мне уже не мог, он сбежал на кухню, зато все разъяснил Берн.

— Вспоминали, как быть людьми, — подтолкнув меня в спину, чтобы я вошла уже внутрь и прекратила загораживать проход, он зашел следом и вполне дружелюбно улыбнулся, хотя длинные клыки любую его улыбку делали больше похожей на оскал, — учились ходить на двух ногах, разговаривать, носить одежду и не рвать сырое мясо зубами.

— А Свер за всем этим следил? — воспользовавшись добродушным настроением обычно угрюмого медведя, я решила кое-что для себя прояснить. Например, стоит ли мне впредь прицепиться хвостом к нашему ответственному вожаку, чтобы не быть занюханной в каком-нибудь милом, укромном уголке, или молодняк скоро придет в себя и больше не будет бросаться на незнакомых людей в желании их обнюхать и, что уж скрывать, потискать.

Укромных уголков в деревне было прискорбно много, и эта проблема встала для меня особенно остро.

— Яра, — Берн как-то очень показательно тяжело вздохнул, — как ты думаешь, сможет ли молодой оборотень, впервые сменивший шкуру и проходивший в облике зверя несколько месяцев, самостоятельно перекинуться?

Я пожала плечами. Медленно, но неотвратимо, мы приближались к стойке, а значит и к двери на кухни, за которой скрылся вожак, и все детали мне бы хотелось прояснить до того, как мы туда войдем. А Берн тут мне какие-то непонятные вопросы задает. Зачем?

— Свер, как вожак, имеет большое влияние на каждого в стае, в том числе и на перекинувшегося оборотня. Он уходит в лес, чтобы вернуть переярков домой. Только Свер может заставить их принять человеческий облик.

— И зачем такие сложности? — пробормотала я себе под нос.

И вот вроде бы бормотала тихо, но ответ все равно получила:

— Чтобы принять свою сущность, оборотень должен привыкнуть к зверю.

— Чего?

Берн закатил глаза. И это очень забавно смотрелось на его суровом, бородатом лице.

— Мы рождаемся с осознанием своей сущности, живем, понимая, что внутри нас так же растет зверь, но даже знание не спасает от боли и ужаса первого превращения, — замолчав, он открыл дверь, пропуская меня вперед.

На кухне было тихо и пусто, и только вожак сидел за столом, перед тарелкой вареного без соли и приправ мяса, которое я не могла есть.

Я не могла, а Свер рвал его руками, жадно заглатывая куски. О том, что после превращения оборотни могут есть только пустое мясо, я знала, и догадывалась, что Свер всех своих щенков не в человеческом виде искал, но все равно не могла спокойно смотреть, как он с удовольствием поедает эту гадость.

— Приятного аппетита, — негромко пожелала я, попятившись назад.

— Куда? — вошедший следом Берн подтолкнул меня вперед, прямо к столу и немного озверевшему после трех дней в лесу, голодному оборотню.

— Он кууушает, — некультурно ткнув пальцем в сторону вожака, я благоразумно оставила при себе все свои опасения о том, что он с таким аппетитом и меня может съесть.

— Ничего страшного, — решил медведище, толкая меня к столу, — Свер, она интересуется особенностями нашего оборота. Просветишь?

Под взглядом желтых глаз я быстро замотала головой, в надежде убедить его, что ничем таким я совсем даже и не интересовалась. Берн, гад, сдал меня своему вожаку, который вполне мог еще обижаться на «страшнорылого».

Если Свер и продолжал обижаться, то виду не подал, зато неохотно и скупо объяснил, что рождаются их оборотни вполне обычными детками, растут так же, ничем не выдавая своей звериной сути, зато уже в подростковом возрасте, весной, хотят они того или нет, перекидываются.

— После первого превращения нельзя сразу возвращать человечески облик силой. Это влечет за собой страшные последствия, — неохотно отодвинув от себя тарелку, Свер вытер руки о полотенце, лежавшее здесь же на столе, — многие при этом погибают, некоторые становятся калеками, застряв на границе двух личин. Единицы без потерь могут вернуть свой облик сразу. Впервые обернувшимся нужно привыкнуть к зверю, дать тому время, чтобы он смог почувствовать свою силу и не противился превращению.

— А одиночки? Если кто-то родился не в стае? Где-нибудь в обычной деревне, среди простых людей? — не в силах усидеть на месте, я неловко загремела чайником, желая закипятить воды. Очень хотелось чаю. — Он так и останется бродить по лесу волком?

Свер недолгое время с любопытством следил за тем, как я пыталась набрать воду в огромный, пятилитровый чайник, неуклюже пристроив его под краном.

— Рано или поздно и они возвращают себе человеческий облик, — поднявшись, он отодвинул меня в сторону и легко переставил полный чайник на плиту, неуловимо быстро разведя огонь прямо под ним. Плита у них больше всего походила на газовую, только никакого баллона с газом я так и не смогла нигде найти, а интересоваться такими мелочами было почему-то неловко, — и когда это происходит, уходят из деревни, чтобы найти стаю.

— А родители?

— Как правило, у подобных оборотней есть только мать, и не так часто она готова принять такого ребенка.

— А материнский инстинкт как же?

— Яра, — Свер был само спокойствие, снисходительное и раздражающее, но спокойствие, — ты здесь не так давно и еще не встречалась с людьми из других княжеств, но тебе нужно кое-что знать о нашем мире: обычные люди, в подавляющем большинстве, боятся и ненавидят оборотней ничуть не меньше, чем магов. Именно из-за страха шесть лет назад погиб молодой Аларский княжич, в котором проснулась древняя родовая магия матери. Теперь всеми южными землями правит его двоюродный брат. Высокие налоги и беззаконие, люди на тех землях живут так плохо, что даже времена правления ими выходцев, по сравнению с сегодняшним положением дел, кажутся светлым периодом Аларского княжества. Но никто не ропщет, потому что, по их мнению, все могло быть еще хуже. Ими мог править маг.