— Вы думаете?.. — спросил он наконец.

— Я думаю, что ты слишком долго чувствовал себя нелюбимым,чтобы допустить, что можешь быть любим. В такой ситуации любовь женщины легконе заметить... — ответил я, стараясь быть как можно более мягким,

— Но... Я никогда так не думал, — прошептал он словно бы длясамого себя.

— А если подумать? Это ведь куда логичней! Сейчас, в отношениис собственной супругой, ты муж, а не сын...

— Действительно — муж, а не сын! — этот вывод, лежащий, каккажется, на поверхности, прежде был ему не виден; когда же эта истинаоткрылась, она произвела в его сознании эффект разорвавшейся бомбы.

Теперь, когда он вернулся домой, изменилась не только модельего поведения, о чем мы говорили с ним на первой нашей встрече, но и егочувства. Он перестал носить в себе обиду на мать и греть мысль о том, что женалишь делает вид, что любит его. Это новое отношение к своей супруге позволилоей быть более открытой и более свободной в проявлении своих чувств. Когда жеона это сделала — проявила свои чувства — он увидел, с какой любовью она к немуотносится. Так этот порочный круг, берущий свое начало в детстве Антона,разорвался.

Казалось бы, все это так просто, так очевидно и так давнодолжно было быть сделано! Но, к сожалению, мы очень часто проносим свои детскиекомплексы через всю жизнь, не замечая, что нынешние наши проблемы — отнюдь неновые и не сегодняшние, а прежние и повторенные. Впрочем, освобождение, еслионо освобождение, никогда не поздно.

Бежать от Тебя — значило бы бежать и от семьи, даже отматери. Правда, у нее всегда можно было найти защиту, но и на защите этой лежалТвой отпечаток. Слишком сильно она любила Тебя, слишком была предана Тебе,чтобы более или менее долго играть самостоятельную роль в борьбе ребенка.

Франц Кафка («Письмо отцу»)

Любовь — не продается, но покупается

Начиная где-то с четырех лет и старше мы стали всерьеззадумываться о том, любят ли нас наши родители. Тогда мы впервые спросили своюмаму: «А ты меня любишь?» И сам факт появления этого вопроса свидетельствует омногом. Ведь он вряд ли придет в голову ребенку, не сомневающемуся в том, чтоего любят. Потому нетрудно предположить, что к этому возрасту у нас уже былополным-полно сомнений на этот счет.

Что для ребенка самое значимое в жизни? Важнее всего длянего — материнская любовь. Ощущая ее, он сразу чувствует себя защищенным, неощущая — испытывает тревогу. Любовь — это чувство защищенности, и все мы этохорошо знаем по собственному опыту. Когда женщина влюбляется в мужчину (толькопо-настоящему) и ощущает взаимность, у нее резко снижается уровень общей тревожности— она чувствует себя как за каменной стеной. Как только мужчина влюбляется вженщину и понимает, что не безответно, то он становится на порядок более смелыми решительным. Так что, в целом, хотя мы и реагируем на любовь по-разному, ноэффект всегда один и тот же — мы перестаем тревожиться.

Вот почему ребенку так важно чувствовать себя любимым, ведьлюбовь родителей дает ему ощущение защищенности. И родители хорошо это знают, впротивном случае они бы не пользовались «любовью» (точнее — «нелюбовью») каксредством наказания и эмоционального шантажа. Но хорошо известно, что этоизлюбленная воспитательная тактика! «Если ты немедленно не перестанешь шуметь,я не буду тебя любить!» — сообщает мама, полагая, что так она «воспитает»хорошего человека. А потенциальный «хороший человек» пугается, переживаетсостояние тревоги и начинает врать.

Впрочем, говорить это, озвучивать свою нелюбовь родителямвовсе не обязательно. Задумайтесь, можете ли вы верить любви человека, которыйпостоянно на вас раздражается, недоволен тем, что вы делаете, кричит на вас,распускает руки, а эпизодами превращается в ледяную статую — игнорирует вас иваши чувства? Не думаю, что вы сможете долго сохранять святую и невиннуюуверенность в том, что он вас любит. Вероятно, вы придете к умозаключению, чтолюбви здесь нет, что она — фикция, выдумка, обман.

Но вернемся еще раз к опыту наказания. Несправедливоенаказание всегда мучительно, а если тебя наказывают нелюбовью, то вдвойне.Ребенок не понимает, почему его наказывают. Вины своей он не чувствует, любоенаказание только ранит и оскорбляет его. Понять «высокий и великий смысл»наказания, к чему призывает его взрослый, он не способен, это за гранью егопонимания. И как же он должен реагировать, какие выводы он может сделать, чувствуя,что несправедливо и жестоко наказан? Вполне естественно подумать: «Меня нелюбят!»

Итак, перед нами хорошая «троица»: понимание, что тебяобманывают, ощущение, что тебя не любят и необходимость врать, чтобы бытьлюбимым. Ложь, на которую постоянно идет ребенок, — это способ защиты, но, сдругой стороны, это лучший повод для его родителя проявить свою нелюбовь. «Тыэто сделал?!» — спрашивает мама. «Нет, не я!» — испытывая ужас, врет ребенок.«Почему ты его ударил?!» — спрашивает мама. «Он первый начал!» — испытываяужас, врет ребенок.

Необходимость врать своему родителю, чтобы избежатьнаказания, на самом деле для ребенка гигантская травма. Разумеется, здесьстрадают не его «моральные чувства»; не с тем связаны его переживания, что онзнает — «Врать нехорошо!» Просто его ложь заставляет чувствовать собственнуюразделенность с мамой (или папой). Если мне приходится врать, значит, меня непонимают и не любят. Ужас этого откровения пронзает ребенка насквозь, потомучто те, кого он любил, те, кому он доверял, те, кому он беззаветно верил,оказываются «другими людьми».

И если прежде ощущение единства со своей матерью (или отцом,если он активно участвовал в уходе за ребенком, начиная с самого младенчества)давало ребенку ощущение защищенности, то теперь ощущение этого разделения,напротив, приводит к острейшему чувству тревоги. Его словно бы второй развыбрасывают из материнской утробы, причиняя тем самым невыносимые страдания.Теперь эта «утроба», правда, не анатомическая, а психологическая, Но что стого?! Ощущение беззащитности поселяется в ребенке, причем в самой сокровеннойего глубине.

Материнская любовь к растущему ребенку — любовь, ни на чтоне претендующая для себя. Должно быть, это наиболее трудная форма любви из всехвозможных и обманчиво кажущаяся легко достижимой из-за того, что мать такестественно и просто привязывается к своему дитяте, пребывающему вмладенчестве.

Эрих Фромм

Родитель — это самый близкий, самый дорогой и самый любимыйдля ребенка человек. Но даже если он не слышит и не понимает ребенка, неразделяет его чувств и не может войти в его положение, не доверяет ему,наконец, и не согласен с ним, что тогда думать о других людях? Каким может бытьуровень доверия к ним?! И этот ужас толкает ребенка к родителю, но теперьсовершенно иначе. Он уже не ожидает, что с распростертыми объятьями ибеззаветной любовью он будет принят любым. Теперь он попытается хотя бызаслужить любовь, быть каким-то.