Если бы какому-нибудь «двуногому» был дарован талант читать кошачьи мысли, то, заглянув, хотя бы мельком, в мысли морского котика Рона, тот точно вспомнил бы расхожее у «двуногих» выражение про чертей и омут. А коты и кошки без всякой телепатии понимали, что к чему, просто заглянув в его глубокие изумрудные глаза и увидев на их дне пляшущие огненные искорки. Даже рваные в бесконечных боях уши, угрюмость и немногословность этого мрачного кота не могли испортить впечатление от его благородной осанки.

Обычно за его молчанием скрывались либо философские раздумья, либо воспоминания о его жизни до того, как он оказался на «Агиа Елени». Но воспоминания тоже наталкивали на нерешённые вопросы его кошачьего бытия.

«Кто я на самом деле? Когда вспоминаю прошлое, всё, что я вижу, это бесконечные поединки, оскаленные крысиные морды и кровь. Я — «маусхантер», от кончика носа до кончика моего прокусанного хвоста. Но ради чего? Ради «двуногих» с их глупой привычкой хранить еды во много раз больше, чем можно съесть? Ради того, чтобы защищать существа, которые глупее месячного котенка? Как можно служить таким? Как можно вообще кому-то служить? Получается, он не лучше какой-нибудь безмозглой собаки».

Хотя вот его «двуногий» служил другим всю жизнь, а он точно был поумнее любой собаки, да и многих «двуногих» тоже. И крыс не боялся. Он служил в военном сопровождении морских грузов. Частенько, когда заканчивалась вахта, Рон и «двуногий» вылезали на верхнюю палубу — нюхать свежий солёный ветер, морщить носы и жмурить глаза на заходящее солнце. Моряк курил свою трубку, осторожно гладил кота между ушей и задумчиво говорил:

— Вот всё моё богатство — солёное море да синее небо, и ты ещё, крысолов ушастый. Таким, как мы, ничего другого и не надо. На суше нас никто не ждёт. А пока не перевелись мыши в трюме и табачок у меня в кисете, лучшего дома, чем эта посудина, нам не сыскать.

Рон смотрел на «двуногого» и кошачьим своим чутьём безошибочно чувствовал тоску, которую тот прятал от всех и даже от самого себя. Это вызывало у него тяжёлые и сложные мысли, не свойственные котам:

«Вот моряк, очень умный, для «двуногого», конечно, а тоскует целыми днями, потому что не знает, что от своей «двуногой» жизни хочет получить. А я? Что у меня есть и что мне нужно? Кошки? Блестящий ошейник и миска, всегда полная корма, мягкая подстилка?» — Рон даже презрительно фыркнул от такой мысли. Нет, за это всё он не даст и селёдочного хвостика. Уж лучше самый мокрый шторм, чем такое унижение для свободного кота!

Вместе с «двуногим» они плавали по всему миру, охраняя различные грузы. Доводилось конвоировать и всякие военные железяки, пахнущие едким порохом и машинным маслом, и медикаменты, к которым лучше вообще близко не подходить, если не хочешь чихать весь вечер от сводящих с ума запахов.

Рон многое повидал, и ласковое солнышко Бразилии, под которым не раз грел пушистые бока, и промозглую сырость пропахших селёдкой северных морей. Так было, пока однажды около бесприютных берегов, которые «двуногие» называли между собой Сомали и боязливо переглядывались, они не получили сигнал бедствия. О помощи просило небольшое рыболовецкое судно, безжизненно замершее ближе к побережью. Сообщение гласило, что на судне тяжело больной, а двигатель вышел из строя.

Когда судно Рона отправило к рыболовам спасательную экспедицию на одной из шлюпок, моряки попали в ловушку. Их взяли в заложники затаившиеся на судне пираты, а с берега уже спешили другие пиратские лодки, набитые размахивающими оружием «двуногими». Уже через несколько минут худые темнокожие пираты лезли на корабль со всех сторон. Несмотря на отчаянное сопротивление команды (в котором Рон тоже поучаствовал, располосовав когтями лицо одному из морских разбойников, желтозубому и с красными воспалёнными глазами, вылитая корабельная крыса), оставшихся в живых защитников корабля вынудили отступить на капитанский мостик, после чего окружили и взяли в плен.

В числе пленников оказался и «двуногий» Рона. Начались долгие недели плена. В ожидании выкупа пираты заперли моряков в маленькой душной комнатушке в глубине трюма. Они частенько забывали приносить еду и воду заключённым. Так прошёл почти месяц, прежде чем у команды появился шанс бежать. В один из дней пленники подслушали разговор своих тюремщиков и выяснили, что основная часть пиратов отправилась на берег в лодках, нагруженных награбленным грузом, а от оставшихся сильно пахнет едким вонючим напитком, который так обожают «двуногие». Пленные матросы, договорившись, разыграли фальшивую драку, а когда пираты прибежали на шум, набросились на них и обезоружили, отправив за борт остальных охранников, которые по большей части плохо соображали, добравшись до капитанских запасов валерьянки. Моряки, ликуя, направили корабль прочь от недружелюбного берега, а Рон с наслаждением вновь жмурился на солнышко, расположившись на верхней палубе.

Но радость была недолгой. Пираты немедля пустились в погоню за уходящей добычей и, хотя их резиновые лодки не могли преследовать судно в открытом море, хорошенько обстреляли уходящий корабль. Один выстрел из гранатомёта попал точно в цель, прямо в бак с топливом. Судно охватил пожар. «Двуногий» Рона сражался с пламенем в первых рядах и пострадал от огня сильнее остальных. Кот мог лишь с отчаянием наблюдать, как его, обгоревшего, выносят из пожара товарищи, помочь он был не в состоянии — огонь и вода, особенно когда они вместе, стихии совсем не кошачьи.

«Двуногий» выжил, но после ужасного пожара потерял руку и в море ходить уже не мог. Большая часть кожи обгорела, так что он стал похож на печёный картофель. Жизнь свою без флота он не представлял, поэтому его перевели в морской архив, который находился в порту крупного города на Средиземном море. Там старый моряк перебирал пыльные манускрипты, копался в тесных картотеках и подолгу курил свою трубку, предаваясь воспоминаниям. А по ночам прогуливался по пустынному порту, с тоской разглядывая отбывающие корабли, на которых ему уже не суждено поплыть.

Как это ни странно, Рон, проявив удивительную для кота преданность «двуногому», отправился в архив вместе с ним. Кот был любимцем команды и мог остаться на борту судна по одному взмаху своего хвоста, но предпочёл сойти на берег вместе со старым моряком. Моряк удивился, и на лице его, впервые после пожара, мелькнуло нечто похожее на радость:

— Что ж, хоть и нет у меня больше ни моря, ни неба, зато ты со мной остался, крысолов ушастый, всё моё богатство, — и привычно погладил Рона между ушей.

В архиве Рон быстро нашёл себе занятие. Ещё на корабле он был грозой крыс и мышей, населявших трюм, а древние подвалы библиотеки в плане изобилия грызунов были ничуть не хуже. Там он и познакомился с командой «маусхантеров». Это была банда отчаянных забияк, которые бесстрашно спускались в катакомбы под зданием архива и вступали там в сражение с полчищами лютых портовых крыс. Узнав историю Рона и увидев в нём родственную отважную душу, «маусхантеры» пригласили его в команду обучаться профессии и овладевать опасным искусством охоты на грызунов.