«Отчасти?! — влепила я себе мысленную пощечину. — Да исключительно по твоей! Ты должна была стать ее тенью, а не таскаться ночью по саду, размышляя о том, что скоро тебя мужик в свою койку затащит!

Сейчас некогда сопли распускать! — одернула я себя. — Думай!»

— Катя, как быстро ты прибежала на звук выстрела? Сразу?

— Нет, — перестав реветь, мотнула головой девушка, — сначала я растерялась, не знала, что делать! Лежала некоторое время. Затем услышала…

Тут Катя замолчала и уставилась на меня широко открытыми глазами.

Воздух уже приобрел молочную окраску, и лицо девушки было видно отчетливо. Сейчас на нем отражалась напряженная борьба. Страх и желание сказать мне что-то очень важное… Что пересилит?

— Катя, кого ты видела в коридоре?

По тому, как вздрогнула девушка, я поняла, что попала в точку.

— Никого не видела, — быстро проговорила Катя, для верности замотав головой, чтобы у меня не осталось никаких сомнений. Только получилось наоборот. Теперь я могла со стопроцентной уверенностью сказать, что угадала верно! Но почему Катя отрицает очевидное? Не верит, что я хочу ей помочь? Зачем тогда вообще откровенничает со мной?

Я хотела озвучить свои мысли, но вовремя заметила, что Катя смотрит поверх моего плеча куда-то мне за спину.

— Евгения? — раздалось позади. Филипп заворчал. Сейчас, теперь уже при дневном свете, я увидела его клыки. Впечатляющее зрелище. Щелкнул затвор, и следом — негромкий голос:

— Ты что?

— Да так, на всякий случай, вдруг кинется, — последовал такой же негромкий ответ.

— Да не кинется. Тебе же сказали — на цепи!

Я медленно встала и обернулась. Так и есть — в полном составе. И Санек с ними — выглядывает из-за спины старлея.

— Катя, я тебе помогу, — невольно повторила я свое обещание.

Но девушка меня не слышала. Она сейчас никого не слышала. Катя прощалась со своим четвероногим другом. Шепнула ему что-то ласковое на ухо, затем встала и пошла к ним навстречу.

Неожиданно она остановилась и повернулась ко мне. И так же серьезно, как до этого, проговорила:

— Женя, спасибо вам. Только… только я вам все наврала. Забудьте и не лезьте в это дело.

Я даже отшатнулась. Наверное, изумление так забавно отразилось на моем лице, что девочка улыбнулась. Первой человеческой улыбкой за все время нашего с ней знакомства.

И все же она не заявила: «Это я его убила!» Просто сказала: «Я вам наврала».

Духу не хватило? Не хватило на что? Сказать правду или же, наоборот, соврать, повесить на себя то, чего не делала?

«Дура ты, Женька», — говорила я себе в который раз за последние полчаса и тут же с собой соглашалась. Но также знала, что никакие душещипательные внутренние диалоги ничего не изменят. Я по уши влезла в это дело. И не вылезу из него до тех пор, пока мне не будет все ясно самой.

У меня сейчас нет клиента. Вернее, клиент как был, так и остался. Заплативший авансом. Самое смешное, что я даже не могу теперь вернуть ему деньги — он мертв. И перед ним у меня осталось моральное обязательство. Плюс мое слово, данное его дочери. Возможно — его убийце. И плюс моральное обязательство перед самой собой.

«Да, с таким багажом тебе уже не отвертеться», — невесело подумала я и решительно раздавила окурок в пепельнице.

Я сидела в кафе напротив собственного дома. Кафе небольшое, чистенькое. А самое главное — кроме небольшого числа завсегдатаев, сюда редко кто заходит. Особых кулинарных изысков бармен Леня не предложит. Водка и вино в розлив не продаются. Марина — единственная официантка — усадит вас за столик и попросит сделать заказ. Потому любители «наливаек» сюда не заглядывают. Тем более что остограммиться можно через две двери прямо по улице, в рюмочной. Рюмочная принадлежит тому же хозяину, что и кафе.

В кафе меня знают хорошо, поскольку я как раз одна из немногих постоянных клиенток.

Я сидела и рассеянно смотрела на ноги прохожих, иногда появляющиеся в окне. Как ни странно, их мельтешение нисколько не мешало. Наоборот, помогало глубже сосредоточиться на собственных мыслях.

Итак, что я знаю на настоящий момент? Знаю немного, но кое-что есть…

Итак, начнем с того, что после отъезда милиции все немного успокоились, и я в том числе. Скажу сразу: после некоторых раздумий мне стала ясна причина, заставлявшая поверить Кэт, что она не убивала своего отца. Холодным трезвым умом я попыталась представить себе, как четырнадцатилетняя девчонка вскидывает пистолет и всаживает пулю в лоб родителя. Потом дико орет, хватается за голову и… тут мы ее застаем. Нет, Женя, нет!

«В истерике она бы в него пол-обоймы засадила! В туловище, а не целилась бы в лоб! — размышляла я. — Хотя Кэт могла выстрелить случайно! Но опять же, скорее всего, попала бы не в голову».

Да зачем бы ей понадобилось убивать его?! Вот вопрос!

«Ненавижу, убью!» В порыве гнева — это одно, а вскинуть пистолет и нажать курок один раз… один или два?

После того как с нас сняли свидетельские показания, я как бы случайно оказалась около милицейской машины. Пыталась подслушать, как эксперты разговаривали меж собой. Они разговаривали негромко, но все же кое-что удалось услышать. Специалисты удивлялись тому же, что и я: как это девчонка, доселе не державшая в руках оружия, влепила пулю аккурат в лоб? Могло произойти случайно, конечно. Или… «ценные» сведения о том, куда стрелять надежнее, можно почерпнуть в любом боевике. Как в импортном, так и в отечественном. И про стрельбу в голову, и про контрольный выстрел.

Но одно дело сведения, другое — реальная жизнь! В ту долю секунды, когда твой разум отдает пальцу приказ нажать курок… Словом, если бы овладение стрелковыми навыками ограничивалось только теоретическими знаниями, зачем понадобилось бы людям проводить столько времени в тире на тренировках? А тут человек, который не держал до сего момента оружия в руках. Или держала? Насчет Кэт я ничему не удивлюсь. Могла раскрутить родителя, и он ей сам организовал стрельбу по консервным банкам!

Пока я размышляла, эксперты и старлей начали подозрительно коситься в мою сторону. Я подошла под предлогом стрельнуть сигарету, попыталась завести разговор все на ту же тему. Но мой номер не прошел — люди на службе. Отвечали вежливо, но односложно. Смысл сводился к одному — чего в жизни только не бывает, но говорить об этом с вами мы не будем!

После общения с представителями закона настал завершающий момент моего пребывания на территории поместья. Оставалось лишь забрать вещи и отбыть восвояси. Что я, собственно, и сделала. Вернее, почти так.

Собрав вещи, я спустилась со второго этажа в холл и застала там Ладу с Антоном Валентиновичем. Оба встретили меня ускользающими взглядами. У Лады совершенно зареванное лицо. У Антона тоже в глазах стояли слезы. На столе, рядом с оставшимися с ночи бутылками, валерьянка и корвалол. Интересно, для кого — для Антона или для его сестры? Или для обоих сразу? Во всяком случае, в руках у хозяина поместья была рюмка. Пустая.