Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да мало ли бродячих шутов здесь ошивается? – словно опомнился корчмарь. – Что мне знакомства водить со всяким сбродом? Да и ты возвращался бы к себе в деревню! Много вас таких мотыльков слетается сюда каждое лето, в поисках лучшей доли. Кого Бог хранит, тому лишь крылья опаляет. А иные и вовсе гибнут.
– Да ты, дядя, почти поэт! – усмехнулся Александр.
– Тебе известно слово «поэт»? – удивился корчмарь.
– Так я, дядя, вообще-то… – Он вытер губы, отодвинул пустую миску и, развязав суму, извлёк из неё небольшую домру. – Я вообще-то и сам немного поэт.
– Интересно.
Александр провёл пальцами по струнам, немного подумал и нараспев сказал:
– Я с гитарой в руках коротаю свой век, я пою в кабаках за еду и ночлег.
– Ого! Это ты прямо сейчас сочинил?!
– Стихи сочинять – не камни таскать, – скромно пожал плечом Александр.
– А ну-ка ещё что-нибудь!
– Но за песни, увы, не дают золотых… и в карманах пустых пара струн запасных.
– Я возьму тебя на работу, – решительно кивнул корчмарь. – Нам понадобятся помощники на сезон.Оксана дёрнула за руку. Александр открыл глаза и посмотрел на неё.
– Ты начал посапывать! – сказала она. – Что-нибудь увидел?
– Пока ничего особенного. Зато сочинил стих.
– Стих?
– Я увидел себя в образе бродячего музыканта. И прикинь, устроился на работу.
– И что нам это даёт?
– Пока не знаю. Но ты же сама говорила: там нет бессмысленных символов. – И он снова закрыл глаза.Все персонажи стояли в «стоп-кадре», точнее – были зациклены на простых движениях. Кто-то пил, периодически поднося кружку ко рту, кто-то жевал. Хозяин по-прежнему сидел напротив и задумчиво теребил бороду.
– А ещё я ищу одну девушку, – сказал Александр.
– Девушку? – Корчмарь вышел из задумчивости и нахмурился.
– Я думаю, она где-то здесь.
– Здесь?! – возмутился корчмарь. – Здесь приличное заведение. Девушки у нас не работают.
– Ты не понял! Она порядочная девушка.
– А как звать родителей? Я в городе многих знаю.
– Родители не отсюда. Как тебе объяснить? Она исчезла из дома, и… в общем, следы ведут сюда.
– Что значит «исчезла»? – криво ухмыльнулся корчмарь. – Порядочные девушки так просто из дома не исчезают.
– Так вышло, – вздохнул Александр.
– Тогда ищи по кабакам, но не рассчитывай, что она всё ещё порядочная.Ритмичные покачивания Маши начали усыплять и Оксану. Она с трудом держалась, но незаметно для себя наконец сдалась. Глаза закрылись, и перед внутренним взором замелькали образы.
Темно. Тесная комната освещена лишь тусклой лампадой. Синяя капля пламени заставляет блестеть остатки позолоты на почерневшей от времени иконе. Бревенчатые стены, занавеска на маленьком оконце, стол, лавка, сундук. Она сидит на скамеечке, прижавшись спиной к едва тёплой печи и закутавшись в шаль. Холодно. Надо бы подкинуть дров, но шевелиться не хочется. Да и сколько ни подкидывай, только поленья зря переводить. Теплее не станет, потому что холод – он внутри: в костях, в мыслях.
Оксана ещё раз оглядела убогое жилище, силясь понять, зачем она здесь. С трудом встав, отодвинула занавеску и попыталась выглянуть в окно. Взгляд упёрся в мутную плёнку, натянутую вместо стекла. Сознание угасало. Ещё чуть-чуть, и она просто уснёт. Из последних сил она стряхнула с себя наваждение и открыла глаза.
– Что случилось? – Александр тоже очнулся.
– Начала засыпать. Извини, я тоже не железная. Ты как? Нашёл кого-нибудь?
– Пока нет.
– А мне кое-что привиделось. Жуткое состояние. Тоска, нищета… – Оксана закрыла глаза. – Давай я попытаюсь ещё раз. А ты пока подежурь.
Перед внутренним взором вновь появилось белёсое оконце, затянутое плёнкой из бычьего пузыря. Оксана обернулась. Та же тёмная комната, и старуха сидит на маленькой скамеечке, прижавшись спиной к печи.
– Здравствуй! – сказала Оксана.
Хозяйка вздрогнула и подняла взгляд. Глаза её были мутны, волосы спутаны, но кожа на лице ещё не сморщилась и не обвисла.
– Можно я сделаю немного посветлее? – спросила Оксана и, не дожидаясь разрешения, увеличила язычок пламени в лампадке.
Женщина (теперь стало видно, что ей около сорока) испуганно перекрестилась, вскочила, сдёрнула с плеч шаль и прикрыла окно, прикрепив её на специально вбитые между брёвен клинышки.
– Что ты делаешь? – удивилась Оксана.
– Чтобы соседи не увидели, что у меня свет.
– А что в этом преступного?
– Иначе завтра придут требовать то, что я им задолжала. Ведь раз есть свет, значит есть на что купить масло. Поди докажи, что это… ангел приходил.
– И часто к тебе являются ангелы? – усмехнулась Оксана. – Клинышки для чего вбиты? Не в первый раз ведь ты платок на них вешаешь.
– Незачем всей деревне знать, что у меня работа.
– А что в этом…
– Да, я блудница! – с вызовом заявила женщина, не дослушав окончания вопроса. – Не смотри, что худая! – Она достала гребень и начала приводить в порядок волосы.
– Худая? – Оксана присмотрелась к собеседнице. Большая грудь, рыхлые руки, массивные бёдра, едва наметившийся второй подбородок. Остатки былой красоты ещё видны на покрытом мелкими морщинками лице.
– Погоди! Сейчас расчешусь да приоденусь – малолетние тощие курицы передо мной померкнут.
– Какие курицы? Куда ты собралась?
– Куда-куда… В кабак! Там сейчас как раз матросня иноземная толпится. Не с голоду же мне помирать! Придётся тряхнуть стариной. Они ещё передерутся из-за старушки Талии.
– Тебя зовут Талия?
– А ведь были времена, когда ко мне не только матросы хаживали, а и капитаны, и купцы. Даже, бывало, бояре тайно приходили. – Она откинула крышку сундука и с шуршанием достала юбку из тёмно-красного атласа.
Оксана с жалостью глядела, как блудница пытается затянуть на талии пояс.
– Ничего, ничего! – кряхтела она. – Я им о себе напомню!
– Ты растолстела, – сказала Оксана. – Юбку надо перешивать.
Но Талия, словно не слыша её, продолжала утягиваться и вспоминать своё славное прошлое.
– Раньше-то я в светёлке жила и в окнах у меня настоящие прозрачные стёклы были, – хвасталась она. – Такие стёклы не у каждой боярыни в доме есть, а у меня были.
«Надо будет глянуть в Интернете, когда на Руси появились первые стёкла», – подумала Оксана.
Талия наконец прекратила попытки застегнуть юбку и, тяжело дыша, опустилась на лавку. Откуда ни возьмись на столе перед ней появились маленькие берестяные туески с какими-то мазями.