Сикстен и Андерс окрестили свои шайки в честь двух доблестных родов из истории Англии.

- Да, - торжественно провозгласил Андерс, - теперь снова начинается война Алой и Белой Розы, и тысячи тысяч душ пойдут на смерть во мраке ночи.

Эта тирада также была почерпнута из истории, и ему казалось, что звучит она на редкость красиво, особенно после битвы, которая только что закончилась, и когда на Прерию спускаются сумерки.

Белые Розы - Андерс, Калле и Ева Лотта - серьезно пожали руки Алым - Сикстену, Бенке и Юнте - и на этом расстались.

Самым примечательным было то, что хотя Сикстен считал, будто именно он положил начало новым сражениям, закричав вслед Андерсу, прогуливавшемуся с Евой Лоттой по улице: «Юбочник», он полагал девчонку вполне достойным противником, настоящим представителем ордена Белой Розы.

Три Белые Розы отправились домой. Особенно спешил Калле. Он не находил себе покоя, если не вел ежечасного наблюдения за дядей Эйнаром.

«Это все равно что завести в доме рождественского поросенка», - думал Калле.

У Андерса из носа шла кровь. Сикстен, правда, предупреждал насчет крови, которая «хлынет из сердца» Андерса, но до настоящей опасности пока дело не допело.

- На этот раз ты прекрасно провел матч, - восхищенно произнесла Ева Лотта.

- Всамделе! - застенчиво сказал Андерс, глядя на закапанную кровью рубашку.

Когда он вернется домой, ясное дело, опять поднимется шум. Так уж лучше поскорее!

- Встретимся завтра! - крикнул он и помчался домой.

Калле и Ева Лотта составили компанию друг другу. Но тут Калле вспомнил, что мама просила его купить вечернюю газету. Попрощавшись с Евой Лоттой, он один направился к киоску.

- Все вечерние газеты проданы! - сказала дама, сидевшая в киоске. - Попробуй раздобыть у швейцара в гостинице.

Что ж, ничего другого не придумаешь! Перед самой гостиницей Калле встретил полицейского Бьёрка. Мальчик ощутил прилив симпатии к нему. Разумеется, Калле был частный сыщик, а частные сыщики постоянно как бельмо на глазу у обычных полицейских, которые чаще всего оказываются необыкновенными лопухами при решении даже самых простых уголовных загадок. Но Калле все равно чувствовал, что между ним и Бьёрком существует какая-то связующая нить. Они оба боролись с преступностью в обществе. Калле испытывал огромное желание кое о чем порасспросить полицейского Бьёрка. Разумеется, тут двух мнений и быть не могло, всем было ясно, что Калле для своих лет - особо выдающийся криминалист. Но все же, несмотря на его способности, ему было всего тринадцать лет. В основном ему удавалось закрыть глаза на это мелкое обстоятельство, и в процессе работы сыщика он всегда видел себя зрелым мужем с острым проницательным взглядом и трубкой, nonchalant[15]торчащей в уголке рта. Законопослушные сограждане величают его «господин Блумквист» и обращаются к нему с необычайней-шим почтением. Зато преступные элементы взирают на него с глубочайшим страхом. Но как раз в этот миг он почувствовал себя всего лишь тринадцатилетним мальчиком, который склонен признать, что полицейский Бьёрк обладает некоторым опытом, которого ему, Калле, явно не хватает.

- Привет! Как поживаешь? - сказал полицейский.

- Привет! Нормально! - ответил Калле.

Полицейский бросил испытующий взгляд на черный лакированный автомобиль «вольво», припаркованный возле гостиницы.

- Стокгольмский! - сказал он.

Калле, заложив руки за спину, встал рядом с ним. Долгое время стояли они так, совершенно молча и задумчиво разглядывая редких прохожих, одиноко пересекавших вечернюю площадь.

- Дядя Бьёрк, - внезапно спросил Калле, - если думаешь, что такой-то человек - негодяй, как поступить в таком случае?

- Врезать ему как следует, - весело ответил полицейский Бьёрк.

- Да, но я имею в виду - если он совершил какое-нибудь преступление, - продолжал Калле.

- Задержать его, ясное дело, - сказал полицейский.

- Да, а если считаешь, будто он преступник, а доказать не можешь, - настаивал Калле.

- Следить за ним, черт побери, не спуская глаз! - Полицейский широко улыбнулся. - Вон что, хлеб у меня отбиваешь? - дружелюбно продолжал он.

«И вовсе не отбиваю…» - возмущенно подумал Калле.

Никто не принимал его всерьез.

- Привет, Калле, теперь мне надо ненадолго отлучиться на вокзал. Подежурь тут пока за меня!

И полицейский Бьёрк ушел.

«Следить за ним, не спуская глаз!» - сказал Бьёрк. Как можно выследить человека, если он только и делает, что все время сидит в саду и выслеживает самого себя! Ведь дядя Эйнар буквально ничем не занимается. Он либо лежит, либо сидит, либо мечется в саду пекаря, словно зверь в клетке, и требует, чтобы Ева Лотта, Андерс и Калле развлекали его и помогали ему убивать время. Именно так, убивать время. Не похоже, чтобы у дяди Эйнара был отпуск, скорее, он чего-то ждет.

«Но чего, хоть убей, никак не могу вычислить», - подумал Калле и поднялся в гостиницу. Швейцар был занят, и Калле пришлось ждать. Швейцар беседовал с двумя мужчинами.

- Скажите, пожалуйста, не проживает ли здесь в гостинице некий господин Бране, - спрашивал один из них, - Эйнар Бране?

Швейцар покачал головой.

- Вы абсолютно уверены?

- Да, безусловно!

Двое мужчин тихонько обменялись несколькими словами.

- А некто по имени Эйнар Линдеберг тоже здесь не проживает? - спросил тот, кто вел беседу.

Калле так и подскочил. Эйнар Линдеберг! Да это же дядюшка Эйнар! Ну и ну! Всегда приятно оказать людям любезность. И Калле только собрался открыть рот и рассказать, что Эйнар Линдеберг живет у пекаря Лисандера. Но в последнюю минуту что-то помешало ему, и у него вырвались лишь сомнительные звуки: «Эхх-рр-рм!…»

«Сейчас ты чуть не свалял дурака, мой дорогой Калле, - с упреком сказал он самому себе. - Подождем-ка лучшее и посмотрим, что будет дальше!»

- Нет, постояльца с такой фамилией у нас тоже нет, - уверенно заявил швейцар.

- Но вам, разумеется, известно, не появлялся ли здесь в городе за последнее время человек по имени Бране или Линдеберг. И не жил ли он где-нибудь в другом месте, а не в этой гостинице? Именно это я и имел в виду.

Швейцар снова покачал головой.

- All right![16]Нельзя ли получить у вас двойной номер?

- Пожалуйста! Номер тридцать четыре, наверное, подойдет, - вежливо ответил швейцар. - Будет готов через десять минут. На какой вам срок, господа?

- Это зависит от… Думаю, на пару дней. Тут швейцар вытащил регистрационную книгу, чтобы гости могли записать в нее свои фамилии. А Калле, в необычайном возбуждении, купил наконец свою вечернюю газету.