Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появления Эдиты Павловны не ждали. Как я поняла, она любила приезжать неожиданно и наслаждалась уважительной суетой вокруг себя. Поэтому когда в зал буквально выскочили мужчина и женщина в серых деловых костюмах, я притормозила, чтобы поздороваться и познакомиться.
– Моя внучка – Анастасия Ланье. Сергей Геннадьевич Комов. Яна Андреевна Муромцева.
Бабушка назвала длинные должности, но я их не запомнила, в голове осталось лишь слова «управляющий» и «директор».
После положенных приветствий меня повели в глубь ювелирного салона. Это был еще один мир, который поражал не меньше. Казалось, я попала в организм огромной заводной плюшевой игрушки. Где-то мягко, где-то гладко, есть шелк и бархат, но между тем за всеми этими декорациями надежно спрятан металлический механизм – твердый, холодный, со сжатыми пружинами и замочной скважиной. А ключ находится у Эдиты Павловны, и она его прячет от посторонних глаз.
Бабушка шла впереди, Сергей Геннадьевич и Яна Андреевна – следом, а я торжественно завершала шествие (поглядывала то направо, то налево и фотографировала взглядом все подряд, собираясь позже поделиться увиденным с Симкой). Мне показали несколько помещений, но особое впечатление произвела сейфовая комната, хотя слово «комната» не слишком подходило для этой огромной лязгающей коробки. Такое я видела только в кино! В детективах и боевиках с обязательным ограблением банка: преступники обкладывают широкую и толстую дверь взрывчаткой, отходят в сторону и… бабах! Или, если им повезло и код доступа известен, набирают цифры, открывают и попадают еще в одну комнату, где покоятся деньги…
– Впечатляет? – с гордостью спросил управляющий.
– О да, – ответила я.
Эдита Павловна довольно улыбнулась.
Нас угостили кофе с рассыпчатым печеньем, бабушка обсудила с Сергеем Геннадьевичем и Яной Андреевной некоторые рабочие моменты, а затем мы вернулись в зал, где я изучила изрядное количество украшений. Вернее, я их добросовестно разглядывала, а Сергей Геннадьевич выдавал краткую характеристику, делая акцент то на чистоте камня, то на каратах, то на фамилии мастера, изготовившего «совершенство». Совершенством он называл абсолютно все, что было представлено покупателям в Ювелирном доме Ланье, – и через час я была готова с этим согласиться, лишь бы побыстрее смотаться из этой золотой шкатулки. Попрощавшись, я облегченно вздохнула: в ушах изрядно гудело, а украшения еще полчаса назад начали сливаться в одно бело-желтое сверкающее облако.
– Мне приятно за тобой наблюдать, Анастасия. В свои восемнадцать с половиной лет ты не отравлена жадностью. Нет самодовольства, нет торопливости заполучить во что бы то ни стало кольцо или серьги, нет суеты и нервозности. Глаза не горят алчным огнем, когда ты видишь драгоценные камни. Количество нулей на ценнике не имеет значения – или нравится, или не нравится. Но это и плохо, Анастасия. Цену нужно знать всегда. Да, моя дорогая, у всего есть цена, и лучше, когда она известна, – подчеркнула Эдита Павловна, повернув голову ко мне. – Не криви губы, а слушай и запоминай.
– У меня другое мнение, – упрямо ответила я, готовясь встретить неодобрение.
– С чем же ты не согласна?
– В жизни были, есть и будут бесценные вещи.
Наверное, получилось несколько пафосно, но иначе я не могла объяснить. И мне даже хотелось поспорить на эту тему и отчаянно доказать свою правоту.
– Да, – усмехнулась Эдита Павловна. – Мне знакомы такие таблички: «Не продается». – Она помолчала немного, приподняла брови и многозначительно добавила: – Иногда, Анастасия, их ставят для того, чтобы взвинтить цену.
И совершенно довольная сказанным, Эдита Павловна стала смотреть вперед на дорогу.
«В Ювелирном доме Ланье – быть может, – подумала я, – но не в моей душе, и не в душе Нины Филипповны».
Машина остановилась около длинного узкого коричневого здания, отделанного плиткой зеленого и золотого цветов. Две колонны украшали вход, огромные окна позволяли увидеть происходящее внутри (что я и сделала). Конечно, в этом салоне тоже все сверкало и переливалось, но в нем не было величия, и я знала: сколько ни старайся, ни прислушивайся, того самого глубинного зова здесь не услышишь.
– Их успешность заключается в оригинальности. И надо признать, это неплохой ход. Современные модные направления, минимум классики… Но это не несет в себе бессмертия. – На губах Эдиты Павловны заиграла победная улыбка: уж дому Ланье как раз секрет бессмертия известен, причем давно.
«Наверное, бабушка хранит его в той самой сейфовой комнате, где даже единственный стул – и тот пуленепробиваемый…» – чуть было не сказала я, но прикусила язык и ответила:
– Понятно.
– Пойдем, ты все увидишь своими глазами.
В салоне я вдруг почувствовала себя спокойно и свободно, точно бывала там много раз и владелец всего этого богатства – вовсе не бабушкин знакомый, а мой. Подойдя к одной из витрин, выполненной в виде прозрачной этажерки, и скользнув взглядом по нескольким колье, я двинулась дальше. Действительно, украшения были более легкими в исполнении и не походили на музейные экспонаты. Конечно, и в салоне Эдиты Павловны имелись кольца, браслеты и серьги, которые можно носить днем, а не надевать только на светские мероприятия и приемы, но разница все же существовала.
За моей спиной раздались голоса, и я обернулась, чтобы посмотреть, кто разговаривает с бабушкой. Каково же было мое удивление, когда я увидела приятного мужчину лет тридцати семи в обществе… Клима Шелаева. «Но-о…» – мысленно протянула я и почувствовала, как напрягается каждый мускул тела, как учащенно начинает биться сердце, как я (и без того тощая) уже привычно вытягиваюсь в струну.
Шелаев смотрел прямо на меня, в его глазах застыла снисходительная насмешка. «Анастасия, я продолжаю ждать, когда ты окрепнешь и испортишь жизнь всем Ланье, вместе взятым», – будто говорил он.
Н-да. Ирония судьбы заключалась в том, что Клим мечтал видеть меня сильной и стойкой, – это доставляло ему огромное удовольствие и давало надежду на исполнение собственного пророчества.
И я собиралась стать сильной и стойкой, но вершить зло…
«Не дождетесь!» – подумала я и назло вообразила, как подлетаю к бабушке на крыльях любви, обнимаю ее, целую в щеку и говорю какую-нибудь невероятную чепуху, например: «Бабуленька, миленькая, как же я соскучилась по тебе!» Моей фантазии не хватило, чтобы представить реакцию Эдиты Павловны на эти слова… Наверное, пришлось бы вызывать Бриля с гадкими микстурами и успокоительными каплями.
– Анастасия, подойди к нам, – позвала бабушка.
– Добрый день, – ровно произнес Шелаев.
– Добрый день, – ровно произнесла я.
– Познакомься, дорогая, Максим Матвеев – владелец этого салона и друг нашей семьи. А это Анастасия.
– Очень приятно, – чуть кивнула я и поймала улыбку Шелаева («А я – враг вашей семьи», – весело говорили его серые глаза). Желая отгородиться от происходящего, я превратилась в благовоспитанную леди, мягко улыбнулась и добавила бесцветно и вежливо: – Здесь много интересных украшений… Я рада, что мы заехали к вам, Максим…