Он смотрел на нее так пронзительно, что ей показалось: она вот-вот потеряет сознание. Потом он встал, подошел к ней и, не спуская с нее глаз, опустился на колени.

— От чего вы прячетесь? — негромко спросил он, заправляя ей за ухо прядь волос.

Ей показалось, что ее ударило током в то место, которого он коснулся. Набравшись смелости, она подняла голову, и их взгляды встретились.

Чувствуя, как бешено колотится сердце, Джесс велела себе не отводить взгляда в сторону. Он был близко — так близко, что она улавливала свежий цитрусовый аромат, смешанный с жаром его тела. И он — она не сомневалась — смотрел на нее по-другому. Правда, она бы не сказала, как она это поняла. Просто почувствовала. Ею овладело неловкое, волнующее и пугающее чувство, в котором она сама боялась себе признаться. Чувство нарастало и вдруг сменилось непомерной усталостью. Она безуспешно попыталась подавить зевоту.

Ксандер тихо рассмеялся:

— Я вижу, вы утомлены. Пожалуй избавлю вас от пытки. — Он сел на пол.

— Слава богу! — выдохнула Джесс.

Художник нахмурился:

— Вам в самом деле неприятно, что я собираюсь вас рисовать? Не любите, когда на вас смотрят?

Она посмотрела на него; в ней боролись стыд и желание сопротивляться ему.

— Терпеть не могу.

— Почему?

Вздохнув, она отвернулась и посмотрела на обширную гладь озера, сверкавшую в лучах солнца. Она не торопилась с ответом. Надо рассказать все так, чтобы он понял: она не чокнутая.

— В семидесятых годах моя мама была моделью. Она вбила себе в голову, что и я сделаю карьеру на подиуме… К сожалению, я была приземистой и неуклюжей, кроме того, с детства не любила быть в центре внимания. — Она рассмеялась, стараясь казаться беззаботной и хладнокровной, но ей это не удалось. — И все же мама с четырехлетнего возраста одевала меня как куколку и записывала на всевозможные конкурсы красоты — их и сейчас иногда показывают в документальных фильмах, — продолжала она, хотя ей совсем не хотелось делиться неприятными воспоминаниями. — Я их ненавидела, эти конкурсы, но мать все равно заставляла меня участвовать. Только став постарше, я категорически отказалась ходить по подиуму… В детских конкурсах красоты я всегда занимала последнее место, и от постоянно разочарованного выражения маминого лица меня тошнило. — Она фыркнула, по-прежнему не в силах заставить себя смотреть на Ксандера. — С тех пор я терпеть не могу, когда на меня смотрят и когда меня судят. Предпочитаю раствориться в толпе на заднем плане.

Она пожала плечами, надеясь, что не окончательно испортила с ним отношения. Утром он ее буквально спас, проявил чудеса доброты. Теперь ей казалось, что она его должница. По крайней мере, она объяснила, почему ей так не хочется, чтобы ее рисовали. Пусть не думает, что она просто капризничает.

Когда она наконец набралась смелости и подняла голову, внутри у нее все сжалось: на его лице застыло выражение сочувствия.

— Так почему же вы согласились приехать сюда и позировать, раз для вас сеансы — в самом деле пытка? — негромко спросил Ксандер. В ожидании ответа он затаил дыхание и не сводил взгляда с ее чувственных губ.

«Скажи, что я тебе нравлюсь и ты хочешь проводить со мной больше времени, лучше узнать меня». Он поразился тому, до чего ему хотелось услышать от нее именно эти слова. Интересно, почему?

Она молча смотрела на него, и на ее лице отразилась целая палитра чувств.

— Потому что мне во что бы то ни стало нужно взять у вас интервью и произвести впечатление на редактора. — Судя по ее виду, она собиралась добавить еще что-то, но не решилась.

Ксандер разочарованно хмыкнул; напряжение спало, видимо, оттого, что она не произнесла тех слов, которые он хотел услышать.

Его решимость завоевать ее утроилась.

Он медленно поднялся с пола и прислонился к подлокотнику ее кресла, напрягая все силы, — так ему захотелось привлечь ее к себе и запечатлеть на ее нежных губах поцелуй. Она вся соткана из противоречий. С одной стороны, — уверенная в себе и упрямая, с другой — замкнутая и нерешительная.

— Пойду поработаю в студии, а вы попробуйте поспать. Вечером пойдем куда-нибудь поужинать. Хочу побывать в одном ресторане в Сало. — Он снова посмотрел на ее полные, манящие губы; пришлось заставить себя отвернуться, прежде чем он растеряет самообладание и уступит искушению впиться в эти губы — просто для того, чтобы проверить, как она отреагирует на такую дерзость.

Джесс молча смотрела на него; глаза ее стали огромными и совершенно неотразимыми.

— Хорошо, согласна.

— Вот и отлично, — кивнул Ксандер. — Встречаемся в восемь.

— Хорошо, в восемь. — Она еле заметно кивнула.

— Пока! — Он выпрямился и отошел от нее, стараясь смотреть перед собой и сдерживать свой неуемный голод. Пока еще не время… Он предчувствовал, что добиваться доверия Джесс придется долго, однако мысль о долгой игре его возбуждала. Трудности он любил.

Хорошенько выспавшись, Джесс провела остаток дня фотографируя красивую виллу и записывая мысли для статьи о Ксандере. Он дал ей передышку, и она восприняла ее с облегчением, но понимала: если она хочет вызвать его на откровенность, ей придется рассказать о себе больше, чем она собиралась. На ее признание он отозвался очень по-доброму: понял, что она не любит находиться в центре внимания. Ей показалось, что, открывая ему свою душу, она сокращает дистанцию между ними.

Наверное, ему, как художнику, необходимо видеть не только внешнюю красоту своих моделей. Джесс понимала, что ввязалась в опасную игру. Она не может себе позволить увлечься, думать, будто их отношения — нечто большее, чем есть на самом деле. Ксандер Хитон славился короткими, но бурными романами со своими музами; она не имеет права позволять ему морочить ей голову. Нельзя забывать, что ни о каких серьезных чувствах не может быть и речи. Ксандер — редкостный красавец. Но ведь он не имеет в виду ничего серьезного, верно? Просто хочет, чтобы она расслабилась. Тогда ему легче будет ее нарисовать. Он очень умен и хорошо рассчитывает свои силы.

Осматривая свой скромный гардероб, Джесс решала, что наденет. Серый льняной костюм она отмела как слишком официальный, а джинсы — как слишком неформальные. Из того, что она привезла с собой, для ужина в ресторане с натяжкой подходил только один ансамбль: легкий длинный шерстяной джемпер и легкие черные брюки. Шерстяной джемпер не очень-то уместно будет выглядеть летним вечером, но ведь, собираясь в Италию, она не рассчитывала на ужины в ресторане. Впрочем, дома в ее гардеробе тоже не было нарядов «на выход». Особенно после того, как она переехала в Лондон и у нее не было ни денег, ни сил, чтобы развлекаться по вечерам. Да ладно, все равно. Сойдет. Она ведь не на свидание собралась; можно считать, что у них будет деловой ужин, поэтому неважно, что на ней надето!

Пробило восемь, прошло еще несколько минут. Неожиданно для себя она принялась мерить холл шагами в ожидании Ксандера. Все ее чувства почему-то обострились. Наконец он появился. Его зачесанные назад волосы блестели, как будто он только что вышел из душа.