А здесь? Здесь-то ничего их не разделяло сейчас, ничего! Тонкая ткань майки за полторы сотни, купленная по дороге на пляж. Куцые джинсовые шорты. Да ее злое самообладание, от которого почти уже не осталось ничего...

Он засунул руки в карманы брюк и стоял не двигаясь. Просто смотрел. Смотрел, почти не мигая, и все! Смотрел тяжело и без выражения. Это было еще хуже, чем постоянная ухмылка, от которой ей всегда хотелось выбежать из своего кабинета, рвануть к туалету, умыть лицо и проверить подмышки на форменной рубашке, нет ли там мокрых разводов.

– Паскуда... – прошептала она вдруг, вспомнив Нелькин захлебывающийся восторг в его адрес. – Какая же ты паскуда, Баскаков!

И он тут же отступил и двинулся тяжелой поступью из кухни прочь. Уже у открытой входной двери сказал негромко, но так, чтобы она слышала:

– Я должен извиниться перед вами, Дарья Дмитриевна, я был не прав.

И ушел, хлопнув дверью так, что она вздрогнула. Ухитриться же надо было, дверь обычно закрывалась бесшумно.

– Сражает наповал, паскуда, – простонала она, сползая по дверце шкафа на пол. – Нелька была права, сражает наповал... Бумаги забрал...

Он их не забирал. Свои зарисовки Даша обнаружила в гостиной, куда забрела, бродя бесцельно по квартире. Они так же аккуратно были разложены на стопочки на маленьком стеклянном столике возле углового дивана, но в них кое-что добавили.

Например, возле пункта про присланные в милицию анонимом фотографии господин Баскаков поставил жирный вопрос и написал печатными буквами – кто? Вопрос хороший и интересующий не его одного, между прочим.

Стопка с названием «Марина» вообще была испещрена вопросительными знаками и краткими замечаниями, надо полагать, должными направить ее – Дашу – в нужном направлении.

Это возмущало, злило и раздражало одновременно.

Оказывается, они с господином Баскаковым мыслят практически одинаково. Вот, например, он решил, что начать она должна с риелторской конторы, которой принадлежала квартира под номером тридцать восемь. А она как раз завтра туда и собиралась.

Потом он засыпал ее своими заметками-пометками о больнице, где работала Марина. Там надлежало выяснить всю правду про ее рабочий график и про две внеплановые операции в день убийства Михаила. Были они, не были. Кто врет, если врет вообще.

Следом Даша должна была получить распечатку всех телефонных звонков Марины в тот трагический день, а также в дни, предшествующие убийству, и в последующие несколько дней.

Ну а уж потом, после всей этой работы, ей следовало поехать к родителям Михаила и попробовать вызволить из добровольного заточения Марину с тем, чтобы вытрясти из нее всю правду, опираясь на имеющиеся уже у Даши факты.

Нормально?!

На стопке «Некто» Баскаков поставил жирный крест и написал с угла на угол крупно: вряд ли.

– Да пошел ты! – рассвирепела Даша и пустила всю свою писанину веером по комнате. – Без тебя знаю, что делать!

Ушел, ухитрившись хлопнуть бесшумной дверью так, будто с притолокой ее вместе вынес. Извинился. Кстати, а за что?

Вариантов оказалось множество, но она остановилась на том, что Баскаков извинился за наглое вторжение в ее квартиру. За осмотр всех комнат, включая спальню со следами пылкой встречи бывших супругов. Ну и за то, что влез в ее бумаги и оставил свои пометки на полях.

Другие варианты были нехорошими и постыдными даже.

Взять хотя бы тот, что Баскаков извинился за то, что подставил Дашу, уложив ее оглушенной рядом с трупом Миши, да еще и пистолет ей в руки вложил. Разве тут извинениями пахнет?! Тут...

Тут ему просто башку надобно снести за такое! Нет, господин Баскаков, такие дела извинениями не списываются.

Ну а про то, что он извинился за оскорбления, нанесенные ей на отдыхе, вообще думать не хотелось. Потому что снова начинала гореть кожа на щеках от приливающей к лицу крови.

Ведь это значило, что он...

Что он, подойдя к ней вплотную, что-то сумел прочесть в ее панически мечущихся глазах. И успел понять, что не так уж она холодна и неприступна. И что сделай он только шаг навстречу, она бы...

– И хорошо, что ушел! – ворчала она, чуть позже ползая по полу гостиной и подбирая разбросанные ею записи. – И нечего ему тут вообще делать! И никому нечего, вот. А завтра я доберусь наконец до этой риелторской конторы.

К тетке, которая встретила Дашу, стоило ей подняться на второй этаж, куда привели ее вывеска и жирные синие стрелки, пришпиленные к стенам, так и хотелось обратиться – мадам.

Полуобнаженные полные плечи, глубокое декольте, рюши, ожерелье из полудрагоценных камней, белые локоны в замысловатой прическе. Да еще и веер в левой руке.

Даша не выдержала и в самом деле сказала:

– Мадам, я правильно поняла, это и есть компания «Асан»?

– Вы что же, милая, не умеете читать? – насмешливо протянула мадам, но без злости, что уже было хорошо. – Вот здесь написано: риелторская компания «Асан».

Ее веер ткнул куда-то поверх головы Даши.

– А вот тут... – веер постучал по золотистой табличке, втиснутой в изящную хрустальную пятерню на столе, – золотым по бархату написано: Веретенникова Алла Витальевна. А вы, понимаешь, мадам!

– Я не хотела вас обидеть, – чуть отступила от стола Даша, так и казалось, что веер доберется и до нее и станет постукивать, где захочет. – Вы просто столь колоритны, Алла Витальевна, что...

Слов не находилось, хоть убей. Хорошо хозяйка веера пришла на помощь, сдобрив свое наигранное негодование милой снисходительной улыбкой.

– Да полноте извиняться, милочка. Меня все так зовут, даже дети. Присаживайтесь. Как вас?..

Даша полезла за удостоверением, которое все еще не стребовали с нее, то ли стыдились отобрать последнее, то ли забыли в суете, когда выдворяли ее из отдела.

– Ага! – насупилась мадам. – Что? Какие-то нарушения со стороны работы моих сотрудников выявлены? Или за помощью?

– За помощью, конечно, за помощью, Алла Витальевна. – Даша широко и приятно улыбнулась, что делалось ею крайне редко в последнее время, как-то не до веселья было. – Меня интересует одна квартирка по адресу... – она продиктовала адрес. – Кто ее снимал в последнее время и куда подевался, если снимал.

– А если не снимал? – мадам даже не шевельнулась, услыхав адрес интересующей Даши жилплощади.

– То, возможно, кто-то интересовался или...

– Господи! Что там опять стряслось, можно узнать?! – перебила ее Алла Витальевна и начала выбираться из своего глубокого бархатного кресла.

Она оказалась большой, но не грузной. И двигалась быстро по кабинету. Просто порхала от окна к столу, от стола к двери и обратно – заученным треугольным фарватером. Не полезла в сейф, не подошла к стеллажам с многочисленными папками. Просто металась и стенала, стенала и металась.