Между этими двумя Николсонами должна была существовать какая-то связь, какой-то общий пункт, некая причина перехода из одного характера в другой. Что это было, капитан Файндхорн не знал. Он даже не понимал сущности хрупкой связи между Николсоном и самим собой. Он не был с Николсоном в дружеских отношениях, но считал, что стоит к нему ближе, чем кто-либо другой. Оба они были вдовцами, но дело, конечно, не в этом. Просто тут имелись поразительные совпадения: жены обоих моряков жили в Сингапуре, причем жена Николсона отрабатывала свой первый пятилетний срок по контракту, а жена капитана — второй, и обе умерли с разницей в неделю и в ста метрах друг от друга. Миссис Файндхорн умерла дома от горя, а Кэролайн Николсон погибла в автокатастрофе почти рядом с покрашенными белой краской воротами бунгало капитана Файндхорна, став жертвой пьяного безумца, который не получил при столкновении ни одной царапины.

Капитан Файндхорн выпрямился, плотнее укутал шею полотенцем, стер соль с глаз и губ и взглянул на другую сторону капитанского мостика, где стоял Николсон, стоял абсолютно прямо, не прячась от дождя и ветра. Руки его легко касались поручней мостика, а внимательные голубые глаза медленно оглядывали скрывающийся в темноте горизонт. Лицо оставалось равнодушным и неподвижным. Ветер или дождь, невыносимая жара Персидского залива или сильная метель в январе на Шельде — все это не имело для Джона Николсона никакого значения. У него был иммунитет против всего этого. Погодные условия никак не воздействовали на него, оставляя его всегда равнодушным и невозмутимым. Узнать его мысли или угадать их было невозможно.

Ветер медленно, очень медленно слабел. Стремительно густея, заканчивались короткие тропические сумерки, а море все еще оставалось молочно-белым, постепенно погружаясь в темноту. Файндхорн мог видеть эту переливающуюся, светящуюся воду по левому и правому борту, мог наблюдать, как она пенится за кормой, но ничего не видел впереди. «Вирома» шла на север, прямо навстречу штормовому ветру, и проливной дождь, странно холодный после жаркого дневного зноя, летел почти горизонтально спереди и справа через мостик, тысячами иголок впиваясь в немеющее лицо и выбивая слезы из прищуренных глаз, жаля и ослепляя.

Капитан Файндхорн нетерпеливо помотал головой, стараясь стряхнуть волнение и усталость. Он позвал Николсона, но тот ничего не услышал. Файндхорн сложил рупором ладони и вновь крикнул, понимая, что в порывах ветра, грохоте волн, разбивающихся о нос корабля, и надсадном вое двигателя вряд ли его слышно. Он прошел через мостик к Николсону, тронул того за плечо и кивнул в сторону рулевой рубки. Оба направились туда и, едва войдя, сразу задраили винты входной двери. Оказавшись в сухости, тепле и почти сказочном спокойствии рубки после рева шторма, порывов ветра и дождя, они не сразу пришли в себя.

Файндхорн насухо вытер голову полотенцем, подошел к иллюминатору и всмотрелся в экран четкого вида — стеклянный диск, вращающийся с большой скоростью посредством электромотора. При нормальных дожде и ветре экран благодаря центростремительной силе оставался чистым от брызг и обеспечивал хорошую видимость, но подобный шторм и темноту нельзя было назвать нормальными условиями. Раздраженно пробурчав что-то, Файндхорн отвернулся.

— Итак, мистер Николсон, что вы скажете об этом?

— То же, что и вы, сэр. — Николсон был без фуражки, светлые волосы прилипли ко лбу. — Впереди ничего не разглядеть.

— Я имею в виду другое.

— Понимаю, — улыбнулся Николсон, с трудом удерживаясь на ногах при неожиданном крене задрожавшего судна. — Впервые за последнюю неделю мы находимся в безопасности.

— Кажется, вы правы, — кивнул Файндхорн. — Даже сумасшедший не станет искать нас в такую ночь. Драгоценные часы безопасности, Джонни, — пробормотал он, — и для нас гораздо лучше было бы использовать эти часы, чтобы увеличить разрыв между собой и братцем японцем.

Николсон взглянул на капитана и снова отвел глаза. О чем он думал, понять было невозможно, но Файндхорн, по крайней мере, знал, о чем тот должен был думать, и тихо выругался про себя. Его предложение было настолько заманчивым, что Николсону оставалось только согласиться с ним.

— Возможность выжить в таких условиях весьма мала, — вновь заговорил Файндхорн. — Поглядите, какая темень. У нас остается все меньше шансов найти кого-либо. И как вы сами сказали, мы ни черта не можем разглядеть впереди. А вот возможность напороться на риф или даже на приличного размера островок для нас весьма высока. — Он бросил взгляд в боковой иллюминатор на неистовствующий там дождь и низкую рваную тучу. — Пока все это продолжается, даже звезды увидеть нет никакой надежды.

— Наши шансы очень малы, — согласился Николсон, зажег сигарету, машинально сунул сгоревшую спичку в коробку, посмотрел на поднимающуюся в мягком свете струйку дыма и опять взглянул на Файндхорна. — Сколько человек, на ваш взгляд, могло спастись с «Кэрри Дансер», сэр?

Файндхорн взглянул в холодные как лед голубые глаза, промолчал и отвернулся.

— Если они перешли на шлюпки до перемены погоды, то уже высадились на каком-нибудь из многочисленных островов, — продолжал Николсон. — Если же они сели в шлюпки позднее, то уже погибли. Даже десяток матросов с каботажного судна не сможет справиться с одной спасательной шлюпкой. Те, кого мы еще могли бы спасти, должны по-прежнему находиться на «Кэрри Дансер». Знаю, это просто иголка в стоге сена, но все же судно — гораздо больший предмет чем плот или деревянный обломок.

Капитан Файндхорн откашлялся.

— Я ценю это все, мистер Николсон...

— Судно будет дрейфовать приблизительно на юг, — перебил его Николсон и поглядел на лежащую на столе карту. — Скорость дрейфа два-три узла. В направлении пролива Меродонг. Ближе к рассвету оно должно оказаться там. Мы можем сделать небольшой круг в пределах видимости острова Метсана и быстренько осмотреться.

— Вы делаете уж очень смелые предположения, — медленно сказал Файндхорн.

— Знаю. Я предполагаю, что судно не затонуло несколько часов назад. — Николсон слегка улыбнулся, а скорее, просто скривил губы. В рулевой рубке потемнело, и лица различались с трудом. — Что-то я сегодня чувствую некоторую обреченность. Возможно, дает о себе знать мое скандинавское происхождение. Мы доберемся туда за час-полтора. И даже в таком бушующем море понадобится не более двух часов.

— Хорошо, черт бы вас побрал, — раздраженно согласился Файндхорн. — Два часа, а потом поворачиваем обратно. — Он посмотрел на светящиеся стрелки наручных часов. — Сейчас шесть двадцать пять. Крайний срок — восемь тридцать.

Он дал короткое указание рулевому и последовал за Николсоном, державшим для него раскрытой дверь, ибо качка «Виромы» становилась довольно ощутимой и дверь удерживать было трудно. Снаружи завывал ветер. Он плотно прижал вышедших к поручням, лишая возможности вздохнуть. Потоп, обрушившийся на них, трудно было назвать дождем. Холодный как снег, острый как бритва, он, казалось, проникал до самый костей. Ветер уже не выл, а как-то особенно противно визжал, становясь пронзительным до такой степени, что закладывало уши. «Вирома» шла вперед в самом центре тайфуна.