что среди колонн дворца Тюильри есть одна, отличающаяся этими столь желанными пропорциями ‹…› Говорят даже, что еще недавно туда каждый день приводили одного старого архитектора и он, сидя на стуле, проводил добрых два часа в созерцании этого шедевра.

Шевалье. Меня это не удивляет. Эти два часа он отдыхал в приятном месте и к тому же недорогой ценой приобретал завидную репутацию.

Шарль Перро. Параллель между древними и новыми в отношении архитектуры, скульптуры и живописи [217]

Жизненный путь Ивана Жолтовского завершился 16 июля 1959 года. Его захоронение на Новодевичьем кладбище выделяется благородством оформления: трехметровая мраморная урна-лутрофор с изящными ручками, напоминающая древнегреческие надгробия, была задумана самим Жолтовским для могилы певицы А. В. Неждановой, но проект не получил осуществления. Работы по проектированию памятника велись с июля 1960 по июль 1962 года, авторами выступили архитекторы Г. В. Михайловская, П. И. Скокан и Н. П. Сукоян[218]. Последний докладывал на заседании художественно-экспертного совета по монументальной скульптуре 10 мая 1961 года:

Когда было вынесено решение о проектировании памятника, руководство мастерской, секция Союза архитекторов, а также группа учеников Жолтовского старшего поколения собралась и было решено, поскольку он сам много работал над памятниками и у нас эти материалы сохранились наглядно (Аллилуевой и др.), мы решили эти эскизы просмотреть и в принципе договорились – исходить из того, что сделал сам Жолтовский. Мы считали, что лучший памятник ему тот, который он сам сделал. Просмотрев эскизы, мы договорились, чтобы разрабатывать для окончательного представления этот эскиз, который делал лично Жолтовский. Он много раз к этому эскизу возвращался и считал, что это один из лучших [памятников] человеку искусств[219].

Надгробие было установлено в день столетнего юбилея мастера 27 ноября 1967 года[220], а в 1974 году на фасаде особняка, где архитектор прожил последние тридцать с лишним лет, установлена мемориальная доска авторства скульптора Н. Б. Никогосяна и архитекторов В. П. Гуторкина и М. Н. Круглова. Некоторое время (с 1962 по 1993 год) имя Жолтовского было отражено в московской топонимике, но сегодня Ермолаевский переулок на Патриарших прудах носит свое историческое название.

Судьбу героя этой книги можно счесть подтверждением известного афоризма Корнея Чуковского, записанного Вениамином Кавериным: «В России надо жить долго!»[221] В самом деле, Жолтовский был единственным неоклассиком начала ХX века, дожившим до полета искусственного спутника Земли и начала эры типового панельного домостроения. Дочь архитектора Михаила Круглова вспоминала:

Жолтовский был абсолютным кумиром для своих учеников. Но несмотря на преклонение перед мастером, в их речах иногда звучала и критика в адрес мастера. Уже при его жизни было понятно, что он пережил свое время, архитектура начала развиваться в другом направлении[222].

Новые времена, конечно, брали свое. На одной фотопленке, отснятой П. И. Скоканом, соседствуют кадры, сделанные на похоронах Ивана Владиславовича и на Американской национальной выставке в Сокольниках[223]. Пикантности этому обстоятельству добавляло то, что убежденному англоману Жолтовскому всегда был свойственен скептицизм в отношении США, которые он считал воплощением сухого рационализма («Каждый город, если он только не построен так бездушно-схематически, как ‹…› Вашингтон, имеет свой архитектурный центр»[224]). Жолтовского бессмысленно сравнивать с Ф. Л. Райтом, чья архитектура шла в ногу с веком, чуждаясь ностальгической привязанности к прошлому. Две их жизни, начавшиеся и завершившиеся почти одновременно, демонстрируют совершенно разные сценарии профессиональной карьеры; подчас кажется, что и профессии-то у них были разными.

Жолтовский не был современным архитектором и, по всей видимости, не стремился им стать. Но потому и естественнее выглядит его образ, запечатленный в прошлом. С каждым днем мы становимся дальше от живших когда-то, от их слов и мыслей; все труднее понять их мотивы и чувства, оценить их риски. Вероятно, многого мы уже не узнаем. Но это не значит, что не стоит пытаться.

Иллюстрации

К с. 17 «Примечательно, что, прибыв следующим летом в столицу для поступления в Академию художеств, Жолтовский еще не связывал своего будущего с архитектурой. 19 августа 1887 года он подал прошение о приеме на отделение живописи».

И. В. Жолтовский. Фото 1887 г. РГИА

К с. 26 «…получив одобрение заказчика и промелькнув на выставке, „викторианский“ проект Скакового общества так и остался на бумаге. Жолтовский радикально переделал его, фактически представив новую работу, которую можно описать как компендиум цитат из классической архитектуры разных эпох – от Античности до Ренессанса и XVIII века».

Дом Скакового общества в Москве. И. В. Жолтовский, 1903–1905 Фото начала ХХ в. Источник: «Архитектурная Москва» (М., 1911)

К с. 33 «Рискнем предположить, что образованные и культурные заказчики способствовали становлению Жолтовского как италофила и палладианца. В пользу этого говорит, в частности, такой эпизод, как строительство им усадьбы „Липовка“ для коммерсанта Альфреда Руперти».

Усадьба Липовка. И. В. Жолтовский, 1906–1907. Фото начала ХХ в. Источник: «Автомобилист» (М., 1913)

К с. 42 «…проект фасада котельной МОГЭС, представляющий композицию в ортогональной проекции и исполненный по всем правилам академической отмывки. Несмотря на отсутствие на листе подписи Жолтовского, эту деликатно исполненную подачу с высокой степенью уверенности стоило бы атрибутировать как его авторскую работу».

И. В. Жолтовский. Проект котельной МОГЭС. Фасад. 1927. ГНИМА

К с. 42 «Дело не столько в стиле изображенной архитектуры, сколько в стиле самого изображения: острый, динамичный ракурс перспективы в совокупности с контрастом светотени выдают руку архитектора другого поколения».

И. В. Жолтовский, С. Н. Кожин. Проект котельной МОГЭС Перспектива. 1927. Источник: Ежегодник МАО (М., 1928)

К с. 43 «В оставленных Кожиным воспоминаниях о Жолтовском читаем: „…все приглашенные лица делали совершенно самостоятельно свои, соответствующие заданию эскизы. Изредка Иван Владиславович обходил работающих и через плечо смотрел на рисунки, ни слова не говоря“».

С. Н. Кожин. Фото 1930-х гг. РГАЛИ

К с. 43 «…для того чтобы триумфально въехать в советскую архитектуру конца 1920-х годов, Жолтовскому понадобилась „квадрига“. Речь идет об устойчивом творческом коллективе, состоявшем из бывших вхутемасовцев – Георгия Павловича Гольца, Сергея Николаевича Кожина, Михаила Павловича Парусникова и Ивана Николаевича Соболева».

И. В. Жолтовский и Г. П. Гольц (слева). Фото начала 1930-х гг. ГЦМСИР. ГИК 39018/32

К с. 53 «…в павильонах и сооружениях выставки группе Жолтовского удалось предложить любопытную версию модернизации классики с явным оттенком конструктивизма».

Входная арка Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки. И. В. Жолтовский и мастерская, 1923

Фото 1920-х гг.

К с. 55 «В центральной и северной Италии Жолтовский занимался сбором визуальных материалов по городской и сельской архитектуре: он фотографировал, обмерял и зарисовывал постройки, сообщая Шору, что эта работа „пригодится для будущих больших хозяйств в России“».

Карта путешествия И. В. Жолтовского по Италии. 1920-е гг. РГАЛИ

К с. 57 «В апреле того же года Жолтовский в одном из писем осторожно просит Шора разузнать через родных о том, на каком счету он находится в Москве. В эти месяцы Иван Владиславович был занят проектированием советского павильона для Миланской ярмарки».

Павильон СССР на Миланской ярмарке. И. В. Жолтовский, 1926

Archivio Storico di Fondazione Fiera Milano

К с. 62 «Издание планировалось как строго академическое, чему способствовала фигура редактора серии „Классики теории архитектуры“, в которой оно выходило, – Александра Габричевского. Университетский гуманитарий, получивший замечательное образование, тонкий знаток