Когда он схватился за свой второй стакан, то наконец заговорил:

– Сефи, ты же знаешь, как важна школа.

Я уверена, что не я одна в этой комнате сразу же расслабилась. Сефи перестала плакать, а из маминых глаз исчезла настороженность. По первым словам папы после долгого молчания всегда можно было догадаться, каковы правила его новой игры. Иногда он становился мрачным или жутким. Но на этот раз он говорил нормальные вещи. Я, мама и Сефи поспешили поддержать эту мысль.

– Да, – сказала мама. – Это самое важное в твоём возрасте.

– Я знаю, – Сефи, с готовностью согласилась, вытирая глаза, – я совершила ошибку. Миссис Татар просто невозможна, но я должна была ходить на дополнительные занятия.

– Ты согласен, что мне надо ей помочь, да, папа? – Я чуть не захлебнулась в собственной желчи, вынужденная присоединиться к этому умасливанию отца, как будто он был младенцем-переростком, но это сработало.

Он сделал глоток своего напитка, выпивая за раз полстакана.

– Тебе повезло, что я рассудительный человек, Персефона, и я хочу, чтобы ты тоже послушала, Кэсс. Мой отчим был тем ещё засранцем. Он до крови меня избивал, если у меня что-то не получалось. Я же всего лишь хочу, чтобы у вас всё было хорошо.

Мама обняла папу за талию. Мы с Сефи изобразили на лицах сочувствие, хотя, по-моему, она действительно это чувствовала. Мы слышали эту историю тысяча пятьсот миллионов раз.

– Знаете, насколько я рассудителен? – продолжал он. – Я даже отвлёкся от работы, чтобы помочь нашим новым соседям передвинуть диван. Правда, Пег?

– Мы считаем, что они милые, – улыбнулась мама. – Их фамилия Гомес.

– Достойные люди, – сказал папа, под конец его язык начал чуть заплетаться, – но не очень образованные.

Они с мамой кивнули друг другу. Они оба гордились своими магистерскими степенями – у папы по истории искусства, а у мамы – по педагогике.

– Старый дом Свенсонов? – уточнила я. Мы проезжали мимо него на нашем автобусне, прямо перед поворотом к Гоблину, а затем прямиком к нашему дому. Когда-то у миссис Свенсон рядом с кухней был салон красоты, где она могла подзаработать. Она проколола мне уши по пять долларов за каждое, хотя одно из них так заразилось, что мне пришлось вынуть серёжку и дать дырке зарасти.

– Он самый, – кивнула мама.

– Там всё ещё висит вывеска «Продается», – сказала Сефи.

– Они скоро её снимут, – ответил папа. Он уже расслаблялся, а его голос становился беспечным. – У них трое детей, и они сказали, что им иногда нужна будет помощь сиделки.

Сефи просияла. Она копила на кукольную голову Барби для причёсок. Правда, сейчас явно был неподходящий момент, чтобы сообщить родителям, что она решила не идти в колледж, а исполнить свою мечту и стать парикмахером.

– Я могу помочь! – сказала она.

– Нет, если не сдашь химию, – хмыкнул папа. – Кэсси может понянчить детей.

– Хорошо, – ответила я слишком быстро.

Он наконец-то обратил на меня свой взор, его глаза стали похожи на бусинки от водки.

– А как у тебя дела в школе, Кэсси?

Я знала, что ему нужно. Он любил заканчивать свои лекции чувством стыда, независимо от того, как они начинались. Я не хотела отвечать ему, не хотела никак участвовать в унижении Сефи.

– Нормально.

– Ты всё ещё дружишь с этой девочкой? С Линн? Я её уже давно не видел.

Мои щёки загорелись. Сейчас не стоило упоминать о моём приглашении на день рождения.

– Не, мы уже не общаемся.

– Её родители наконец-то пришли на одну из наших вечеринок прошлой осенью, да ведь, Пег? Тогда они мне показались недостойными нас.

Мама похлопала его по руке.

– Налить тебе ещё воды?

Он допил оставшееся и передал ей стакан. Мы с Сеф напряжённо наблюдали, добавит ли она туда водку. Но она, слава богу, не стала, и поднесла стакан под керамический дозатор для воды. Мы наполнили десять пятигаллонных ёмкостей в общественном водохранилище в Сент-Клауде. Они фильтровали воду прямо из Миссисипи, и на вкус она была чистой, как облака. Гораздо лучше, чем наша металлическая колодезная вода.

– Девочки, – сказала мама, – почему бы вам не пойти и не позаниматься до ужина? Нам с папой надо кое-что приготовить для следующей вечеринки.

– Что? – спросила я, сжимая вместе мои руки. Предыдущая была в сентябре – первая и единственная, на которую пришли родители Линн, как и сержант Бауэр. Я могла бы и догадаться, что скоро будет новая вечеринка, но я всегда надеялась, что последняя была последней.

– Ага, в субботу, – сказал папа. – Мы отметим начало лета. Это будет большая вечеринка. Больше всех предыдущих. Может, и последняя, пока государство не пустит эти электропровода, и тогда мы лишимся всякого уединения.

Мы с Сефи не смотрели друг на друга, но мне и не надо было видеть её лицо, чтобы понять, что она, как и я, совершенно не расстроится, если эта вечеринка станет последней. Мы поплелись к ней в комнату и сразу же углубились в химию. Пара часов моих вопросов – и она уже усвоила основы. У неё ничего не получалось, потому что она и не пыталась, но на самом деле она была умной. Если завтра вечером мы снова будем вместе заниматься, я знала, что она всё сдаст.

– Эй, Сефи, – спросила я, когда она настолько выучила таблицу Менделеева, насколько могла за один присест. – Я хотела сказать тебе ещё в автобусе. Это на Краба напали, нам вчера утром об этом говорила Бетти. У нас был симпозиум в школе, хоть нам и не сказали, из-за чего весь сыр-бор. В городе введут комендантский час.

– Я знаю, – сказала она.

Я видела, что ничего она не знала.

– Иви сказала, что ему сильно досталось. Она не думает, что это было банда. Считает, что это был какой-то вуайерист. Ты о нём слышала?

– Все слышали.

Я вздохнула. Сефи правда очень хотелось чувствовать себя умной.

– Конечно. Но вот что я думаю. Неважно, был это один человек или целая банда. Если кто-то напал на Краба и смог улизнуть, то они попытаются снова.

Я наблюдала, как Сефи обдумывает эту мысль.

– Полиция поймает тех, кто это сделал.

Я представила сержанта Бауэра. Ну не знаю.

– Я попытаюсь докопаться до истины, – сказала я, не подумав. Но я произнесла эти слова, и они прозвучали правильно. Я собиралась стать писателем уровня Нелли Блай «Хочешь – верь, хочешь – нет», и разве это не было похоже на журналистское расследование? И вообще, сколько людей захотят со мной дружить, если я выясню, кто напал на Краба?

Куча, вот сколько.

Как только идея родилась, она начала всё больше формироваться. К тому времени, как мама позвала нас на ужин, я уже начала планировать, что надену, когда начну расследование.