Джо коснулся пальцем большего бугра выше того места, где соединялись челюсти. Часть ее покрывали скальные наросты, но с виду она была округлой, походила на булочку, лежащую на блюдце. Судя по изгибу, можно было подумать, что это обломок аммонита, но не было там никакой спирали, по которой бы шли выступы. Вместо этого имелись костяные пластины и круглое пустое отверстие посередине. Я уставилась на это отверстие, и у меня возникло чувство, что оно, в свою очередь, взглянуло на меня.

— Это его глаз? — спросила я.

— По-моему, да.

Я дрожала той дрожью, которая пробирает, даже когда тебе не холодно, но остановить которую невозможно. Не знала, что крокодильи глаза могут быть такими большими. На картинке, которую показывала мне мисс Элизабет, глаза у крокодила были маленькими, свиными, а вовсе не огромными совиными глазищами. Глядя на этот глаз, я испытывала странное чувство, вроде того, что вот, существует мир антиков, о которых я ничего не знаю, мир, в котором есть крокодилы с огромными глазами, змеи без голов и молнии господни, обратившиеся в камни. Такое опустошающее чувство у меня возникало и раньше, когда я смотрела в небо, полное звезд, или в глубокую воду в те несколько раз, когда выходила в море на лодке, и чувство это мне не нравилось: оно словно бы говорило о том, что мир слишком необычен, чтобы я когда-либо смогла его понять. Тогда мне приходилось идти в церковь и сидеть там, пока не возвращалось умиротворение, ведь разбираться во всех этих тайнах надо предоставить Богу. После тревога отступала, оставляя меня в покое.

— Какой он длины? — спросила я.

— Не знаю… три или четыре фута — но это один только череп. — Джо провел рукою по скальной породе справа от челюсти и глаза. — Всего туловища не видно.

С утеса сорвались и упали возле нас куски глинистого сланца. Глядя вверх, мы отступили на несколько шагов, но больше ничего не падало.

Я посмотрела на ребенка, завернутого так, что он походил на гусеницу в коконе. Малыш перестал хныкать и теперь щурился, глядя в серое небо.

В дальнем конце взморья, у Чармута, двое рыбаков тащили к берегу гребную лодку, собираясь обследовать свои ловушки для крабов. Мы с Джо быстро отошли от утеса, словно дети, застигнутые возле блюда с пирожками. Те рыбаки были слишком далеко, чтобы определить, где именно мы находимся и чем занимаемся, но мы все равно остерегались посторонних глаз. Хотя мало кто охотился за окаменелостями на наш манер, но такая вещь, как крок, разумеется, вызвала бы всеобщий интерес. А я теперь видела его совершенно ясно; со своим лесом зубов и глазом размером с блюдце он настолько явственно проступал из утеса, что я не сомневалась: в скором времени его обнаружит кто-нибудь еще.

— Нам надо выкопать этого крока, — сказала я.

— Мы никогда не выкапывали таких больших штуковин, — заметил Джо. — Да и сможем ли мы его хотя бы поднять? Четыре фута скальной породы?

Он был прав. С помощь молотка я добывала аммики из скал на берегу или из утеса, но по большей части мы предоставляли ветру и дождю оголять утес и высвобождать для нас антики.

— Нам нужна помощь, — заявила я, хотя признавать это мне было не по душе.

После смерти отца мы уже и так получили очень много помощи от местных жителей, из-за чего трудно было просить о чем-то задаром, особенно если дело касалось антиков.

— Давай спросим у мисс Элизабет, что нам делать?

Джо нахмурился. Он всегда относился к Элизабет Филпот с подозрительностью. Не догадывался, на что такой, как она, леди могут понадобиться антики, равно как не понимал, почему она хочет дружить со мной. У Джо, когда он находил какой-нибудь антик, не возникало такого чувства, как у меня и мисс Элизабет, вроде того, что мы открыли некий новый мир. Даже теперь, столкнувшись с такой замечательной тварью, как крокодил, он быстро утрачивал к нему интерес и начинал видеть одни только проблемы. Я хотела пойти к мисс Элизабет не только потому, что та могла нам помочь, но и потому, что она была бы потрясена так же, как и я.

Мы пробыли там немало времени, откалывая кусочки скальной породы возле крока с помощью моего молотка и обсуждая, что же нам делать. Мы так долго оставались там, что прилив отрезал нам путь и пришлось возвращаться в Лайм, взбираясь на утесы, а это не так легко проделать с ребенком на руках. Бедный малютка. Он умер следующим летом. Я все думаю, не этот ли случай подорвал его здоровье — то, что мы взяли его на взморье в такой холод. У мамы, конечно, очень много детей умерло в младенческом возрасте, поэтому неудивительно, что и этот долго не протянул. Но я могла бы остаться с ним дома и пойти осматривать крока на следующий день. Вот что такое охота за окаменелостями: она одолевает, словно голод, и ничто вокруг ничего не значит для тебя, кроме твоей находки. И даже когда ты находишь что-то замечательное, уже в следующую минуту возобновляешь поиски, потому что, возможно, совсем рядом тебя поджидает совсем небывалое открытие.

Однако ничего лучше того, что Джо нашел тем утром, я никогда не видела. Из-за этой находки меня словно бы насквозь пронзило молнией, и я как бы очнулась от долгого сна. Как же я радовалась, глядя на крока! Мне лишь хотелось, чтобы это я, а не Джо обнаружила его первой. Для всех стало сюрпризом, что Джо нашел такой необычный экземпляр, потому что искать что-то необычное было не в его натуре. В этом деле преуспевала как раз-таки я. Я пыталась подавить в себе ревность, но это было трудно. Вскоре все позабыли, что крока нашел Джо, и превратили его в моего крока. Я этому не препятствовала, да и Джо вроде бы был не против. Он рад был оставаться просто Джо Эннингом, а не охотником, способным найти гигантского допотопного монстра. Его тяготила принадлежность к семье, о которой так много судачат. Если бы он мог перестать ходить на нашу охоту, то, думаю, он пошел бы на это с легкостью. Поскольку же это было невозможно, ведь охота давала нам средства к существованию, он старался, чтобы его лицо ничего не выражало и оставалось совершенно бесстрастным.

На следующее утро мы пригласили мисс Элизабет осмотреть этот череп. Стоял один из тех ясных морозных дней, когда все камни вокруг кажутся блестящими, однако долго такие дни не длятся: зимнее солнце лишь едва приподнимается над горизонтом, скользя над заливом. Несмотря на холод, уговаривать мисс Элизабет не пришлось, она сразу же отправилась с нами, хотя их служанка Бесси что-то ворчала, а мисс Маргарет прощебетала, что к ним скоро прибудут гости. Теперь, став старше, я начала находить мисс Маргарет несколько глуповатой, предпочитая спокойствие мисс Луизы или же резкость мисс Элизабет. Мисс Элизабет не было дела до гостей, она хотела увидеть чудовище.

Когда мы достигли конца Церковных утесов, у меня едва дух не захватило — настолько явственно проступали в поверхности утеса его необычные очертания. Мисс Элизабет хранила молчание. Она сняла свои хорошие перчатки и надела рабочие, с отрезанными кончиками, чтобы провести пальцами по его длинной, заостренной морде и по огромной путанице зубов. В конце, там, где шарнирно соединялись челюсти, она выковыряла обломок камня.

— Смотри, — сказала она, — вот здесь его пасть слегка задирается кверху, и кажется, что он улыбается. Помнишь, как на том рисунке крокодила, что я показывала тебе в книге Кювье?