Она молчала и не двигалась. Я спустил с постели связанныеноги, с трудом удержав равновесие, запрыгал к окну, серому квадрату на фонезыбкой темноты. Что есть силы саданул в стекло локтем и отскочил. Посыпалисьхрустящие осколки. Не переставая говорить, я нащупал торчащий из рамы острыйтреугольник и стал перепиливать веревку. Промахиваясь, резал кожу на запястьях.Освободился наконец. Распутать ноги было уже гораздо легче. Пошарил ладонью постене, нащупал выключатель, нажал. Вспыхнула люстра – клубок хрустальныхвисюлек.

Джулиана сидела на широкой постели, зажав лицо ладонями. Япошел в кухню, прикончил из горлышка полупустую бутылку со знакомой этикеткой,а последними каплями смазал порезы. Сразу защипало. Я вернулся в комнату,извлек аптечку и принялся методично обрабатывать царапины. Порезы от осколковстекла – по-моему, самое паршивое… Губа распухла, и я не стал к нейприкасаться.

– Ты меня убьешь? – тусклым голосом спросила Джулиана.

– Поцелую в щечку.

– Поскорее только, не надо тянуть.

– Еще не хватало руки пачкать.

– Убей сам, я не хочу в карьер…

– За ногу тебя да об кедр! – заорал я. – Ты что жедумаешь, я сюда заявился для того, чтобы помогать Команде? Я еще разберусь,отчего вы тут грызете друг другу глотки в буквальном смысле слова! Раздевайся,живо. Ну?

Она уронила платье рядом с кроватью, я раздевался зло,торопливо, обрывая пуговицы. Отшвырнул куртку, бросил кобуру на столик.Рискованный эксперимент, можно и головы не сносить, но без риска ничего неузнаешь, когда это «охотники за динозаврами» отступали?

Я погасил свет, плюхнулся с ней рядом и потянул на себяпростыни. Несколько минут лежал, глядя в темноту. В сороковом в Ратабану мнеудалось за шесть с половиной часов перевербовать Колена-Попрыгунчика, но этобыло в Управлении, в моем кабинете, а сейчас и не в перевербовке дело, всесложнее, все иначе…

Джулиана настороженно замерла, наконец спросила:

– Ну?

– Не запрягла, – сказал я. – Лицом к стене идрыхни. Тебе ясно? Ты меня правильно поняла?

– Хочешь сказать, что действительно будешь спать?

– Уверен, что удастся.

– Не страшно?

– Нет, – сказал я. Ох как мне было страшно! – Нет.Я вам докажу, что вы люди, сами не понимаете, так я вам докажу…

– Но ты понимаешь, что я могу не удержаться…

– Возможно, – сказал я. – Если ты все же неудержишься, это будет значить, что мы тысячу лет верили в миражи. В то, чточеловек – это Человек, что разум – это добро, и вдруг окажется, что все зря…Ладно, давай спать.

Настоящего здорового сна не получилось. Всплывали путаныеобрывки кошмаров, нелепые споры с противником без лица и тела, я забывался,вскидывался, разбуженный рвущим ощущением падения в пропасть и смутнойтревогой, таращился в темноту, слушал ровное дыхание Джулианы и вновь падал наподушки. Ближе к рассвету проснулся от тяжести и едва не заорал. Оказалось,Джулиана тесно прижалась ко мне, дышала в ухо, теплая, расслабившаяся, и этасонная теплота, запах ее кожи, отдаляющая близость действовали на меня, какзолотая полоска зари на приговоренного к смерти, – еще и потому бесило всеэто, что я начал было в чем-то разбираться, но важное, самое важное никак недавалось…

Проснулся я раньше Джулианы, сварил кофе и дул его скаким-то остервенением. Потом собрал осколки стекла и выкинул их вмусоропровод, побросал туда же пустые бутылки, стер назеркальные письменарезвунчика Штенгера, попутно сверившись со своим отражением и убедившись, чтораспухшая губа меня нисколько не красит, смыл с рук засохшую кровь. Большезаниматься пока нечем. Самое время сесть и подумать, потому что наша работазаключается в том, чтобы думать.

Принято считать, что контрразведка – это: несущаяся поавтостраде машина, пунктирная разметка, как трассирующая очередь, жесткое,собранное лицо человека за рулем, пистолет в отделении для перчаток, холоднаяясность ситуации, расставлены все точки, визг тормозов на поворотах, успеть,домчаться, задержать… ночная улица в далеком городе на другом конце света,сдвоенное эхо тихих торопливых шагов, фонари в облачках мошкары, неоновоемерцание вывесок, рука в кармане плаща, черная тень, рванувшаяся навстречуиз-за угла, тяжелое дыхание, возня…

Спору нет, так тоже бывает. Раз в год. Или реже. А гораздочаще, все остальное время: набитая свежими окурками пепельница, закипает третийкофейник, рассветный сизый холодок за окном, на столе и под столом – кучаскомканных листов, варианты, гипотезы, схемы, и свинцовая тяжесть в висках, ипопытка связать между собой, соединить в единое целое горсточку короткихсообщений, фактов, отчетов, они противоречат друг другу, порой упрямо отрицают,взаимно зачеркивают друг друга, но ты знаешь, что все они относятся к одномуделу, однако никак не можешь вывести стройную версию, а каждая минутапромедления – преступление с твоей стороны, потому что ее использует враг, истановится ясно, что ты бездарь и тебя нужно немедленно гнать, невзирая на прошлыезаслуги, лишив погон и орденов, а потом медленно синеет небо, и на востокерозовая ниточка восхода, светлая утренняя тишина похожа на юную невесту в беломплатье, и чашки оставляют на разбросанных бумагах коричневые кольца, а сигаретыкончились, разгадка перед глазами и непонятно, как ты раньше не додумался дотаких простых вещей, и можно ехать в Управление. Контрразведка. А потом всесначала.

Вопрос номер один: вурдалаки – творение природы или нет?Нет. Людоедство существовало на низшей ступени развития человечества и всегдаисчезало, едва человек переступал на несколько ступенек выше. Рецидивы, вродекампучийского, остаются вспышками дикого атавизма. Кровососущий человек длябиологии то же самое, что вечный двигатель для физики – абсолютный нонсенс. Егоне должно быть; если же он есть – или болезнь, или нечто наносное, и случай сДжулианой великолепно это подтверждает.

Вопрос номер два: как возник этот мир?

Предположим, что он параллельный, то есть находится вкаком-то другом пространстве, незримо существующем бок о бок и соприкоснувшимсяс нашим в результате катаклизма или чьего-то эксперимента. Вполне естественно,что этот сопряженный мир имеет другую историю, другой образ жизни, другиеобычаи.

Но в том-то и соль, что нет ни истории, ни уклада! Естьтолько бессмысленное переплетение несовместимых эпизодов.

По современному городу не может разъезжать граалящий рыцарь.Самолеты не могут появиться в мире, где понятия не имеют об авиации. Джипы,пи-щепроводы, рыцари короля Артура, убийство Кеннеди, истребители второймировой войны, язык, на котором здесь говорят, – каждый отдельный кусочекпринадлежит своему отрезку времени и пространства, и никакими ссылками на инуюисторию, иной уклад нельзя оправдать наличие в одной точке всего сразу. Издесяти книг вырвано по страничке и собрано под один переплет с огромнойнадписью: «НЕЛЕПИЦА». Кто же компилятор?