Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что, тут часто бывают такие?
– Какие такие?
– Ну, ты понял.
– Бывало тут всякое. Раньше тут собирались наркоманы, кололись и ждали утра. Наверное, ставки делали, кто выживет. Иногда алкоголики забредают, но они тут умирают редко. Алкоголь все-таки медленнее убивает, но убивает – в этом никаких сомнений. А так конечно, и самоубийцы тут бывают. Их везде много, о них просто не говорят. На первом, там, где ванная раскуроченная стоит, видела? Вот, там еще пару лет назад женщина вены перерезала. Пару дней найти не могли. А на втором, там, у лестницы, дед повесился. Но его и не искали.
– Ты тут… давно? – Октябрина села на относительно чистый пятачок на полу и положила тяжелую сумку на ноги. Стоять она больше не могла – ноги дрожали.
– Захожу иногда, поглядеть, кому еще сил не хватит остаться. – Арсений прислонился к стене и посмотрел на нее. – Жизнь сейчас тяжелая, многие люди не могут жить с мыслями в голове, но не думать не у всех получается. Но это были хорошие месяцы – тут почти никого не было. И тут – ты. И ты все еще передо мной.
Ровная спина, внимательный взгляд. Он был в белом, как будто ангел спустился к ней, чтобы спасти. Только Октябрина знала – ее никто спасать не будет, не в ее положении быть спасенной. Она уже много раз думала о том, чтобы попросить помощи, – держала пальцы над кнопкой вызова маме, чувствовала, как слова признания царапали горло во время разговоров с подругами, с Романом, как каждый раз, после каждого разговора, спрятанные слезы выжигали уголки глаз. Она даже думала обратиться к специалистам – есть же такие люди, которые помогают остаться на земле, не уходить ниже. Их номера Октябрина держала в блокноте, записанными на задней обложке блокнота с переживаниями, которые она писала со второго курса университета. В тот год все и испортилось. В том году она впервые подумала о том, что без нее никому не было бы хуже. Отчаяние и одиночество съедали ее изнутри. В интернете писали, что со временем это проходит, что нужно найти смысл жизни. Но со временем лучше не стало.
– А у тебя интернет есть? – прошептала девушка и сжала ручки сумки в пальцах.
– Интернет? А тебе зачем?
– Посмотри, пожалуйста, как самоубийц хоронят. – Она даже не подняла на него глаз. – На кладбище или за ним? Им памятники ставят? – Больше говорить она не смогла. По щекам ее пробежали слезы.
У нее в сумке ведь толком ничего нет. Словно и собиралась так, чтобы вернуться. Словно тело все-таки предало мысли.
Арсений помолчал недолго. Даже не стал копошиться в карманах, делать вид, что искал телефон. Он не пошевелился, не отвел взгляда от скрючившегося на полу тела.
– Так как зовут? – вдруг спросил он.
– Октябрина, – не сразу выдавила девушка.
– И… прям так и зовут? – спросил Арсений и скривил губы так, что не ясно было, улыбается он или злится.
– Нет, все зовут Катей.
– А тебе нравится, когда тебя зовут Катей?
Октябрина почувствовала, как холод побежал по спине. Это никого раньше не интересовало.
– Меня обычно не спрашивают, – сказала она и посмотрела на грязные руки. И когда успела испачкаться?
– Я спрашиваю тебя. Я не люблю, когда меня называют сокращенным именем. Может, тебе тоже неприятно.
Октябрина хотела кивнуть, но шея словно замерзла, и каждое движение головы сопровождалось хрустом кромки льда.
– Да, мне тоже не нравится, – ответила она тише, чем хотела.
– Так уже лучше. Приятно познакомиться, Октябрина. Так что, продолжать будешь или мне уходить?
– Нет. Я просто люблю заброшки, сказала же.
– Я знаю местечко получше. Но, может, в другой раз.
– Ты уже уходишь? – Октябрина вздрогнула так, словно ей под ребро укололи. Лишиться единственного человека, с которым можно просто поговорить, сейчас не хотелось.
– Нет. Но ты, наверное, теперь захочешь, чтобы я ушел.
– А почему теперь захочу?
– Ты прыгать больше не хочешь, по тебе видно, – сказал Арсений и улыбнулся. – Тебе свидетели больше не нужны. Тебе хочется побыть одной.
Октябрина и сама не поняла, как улыбнулась. Не так, как улыбаются обычные люди, не губами. Что-то внутри нее улыбнулось. Что-то, чего просто так не увидеть.
«Я больше не хочу быть одна, все наоборот», – подумала она.
– Пообещай мне, что больше сюда не вернешься, – сказал Арсений и подошел к Октябрине.
Девушка попятилась бы, но некуда. Дыра в стене все еще очень близко. Если что, улететь в нее легко, Арсению не придется даже напрягаться, всего-то подтолкнуть.
Но он всего лишь подал ей руку.
– Мы же с тобой никогда не увидимся. Кому я буду обещать? – спросила Октябрина. Рука Арсения все еще перед ее лицом. Длинная ладонь, казалось, целилась средним пальцем прямо в глаза.
Арсений опустил руку.
– Что ж ты сразу не сказала? – Он улыбнулся и полез в карманы штанов. – Не всем просто хочется видеть меня во второй раз. Не здесь, я могу написать, где меня найти.
– И что же, я к тебе просто так прийти могу? – спросила Октябрина и сама, кое-как, покачиваясь на ослабевших ногах, поднялась.
– Конечно. Поверь, я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Тебе нужно примириться с собой, но тебе может понадобиться поговорить с кем-то после. – Он вытащил из кармашка штанов маленький блокнотик в клеточку и огрызок карандаша и начал писать что-то на листочке. – Я не обижусь, если не придешь. Это не мне, это тебе. Если захочется вдруг поговорить.
Он протянул листочек Октябрине, а она засунула его в карман, даже не взглянув на адрес. Бумага еще теплая после прикосновений Арсения.
– А если я не приду? Может, где-то встретимся? В кафе или еще где-то. – Октябрина содрала с губы корочку. – Я же могу не прийти.
– Не приходи. – Арсений убрал блокнот в карман и пожал плечами. – Ты мне ничего не должна, я просто рад, что ты сейчас поднялась. Буду еще больше рад, если ты выйдешь сейчас со мной на улицу и никогда сюда не вернешься.
Он вышел в коридор, но спускаться не стал. Его черная куртка, кусочки белой футболки, вылезающей снизу, еще виднелись в лунном свете.
Октябрина огляделась. Облезшие, поросшие плесенью стены, отколотые куски потолка, дыра в стене. Это – тот пейзаж, который она могла видеть последним. Октябрине вмиг стало противно. Холод, приползший с улицы, обжог лодыжки.
– Не уходи без меня, – прошептала Октябрина и сделала первый, самый тяжелый шаг. Казалось, она предавала саму себя. Столько времени потрачено,