– Наверное, – ответила Октябрина и посмотрела в сторону поля, где должен был состояться концертный вечер.

Полина немного помолчала. Слышно было, как она перебирала вещи, устраивала товары на прилавке, а потом вдруг сказала:

– Вы отличная пара, глаза радуются.

– Мы? Да ладно. Да ладно тебе. – Вздрогнула Октябрина.

– Ты на него не набрасываешься, как другие девушки. Мне в тебе это нравится, но мне кажется, что ты сама будто уже обожглась. Ты думаешь, обожжешься ли об него. Я не знаю. Но я видела, как обжигался Арсений.

Октябрина завязала отвязавшуюся ленточку на ручку корзинки.

– Я думала, вы встречались.

– Ой, нет, ты чего. Я на него смотрю как на брата. В него вообще сложно влюбиться.

– Я бы так не сказала, – бросила Октябрина и сразу же захотела хлопнуть себя по губам.

Полина улыбнулась.

– Понимаешь, люди обычно выдумывают себе человека и влюбляются в него. А он подает себя на тарелке, ему скрываться незачем. Его это тоже не волнует. Он не привык к быстрым романам.

– И как же завоевать его сердце? – спросила Октябрина и улыбнулась. Полина тряхнула головой и подставила лицо облакам.

– Я думаю, ты уже сама знаешь, как. Просто не надейся, что он будет такой, знаешь, альфа-самец из фильмов про плохих парней и хороших девочек. Все будет, но со временем. Его сердце приучено любить, его огонь внутри не потушить, но чужая любовь пыталась, он об этом помнит. Арсений, может, боится. Он в жизни настрадался. Его бросали, обманывали. Он любить понарошку не умеет. Ты классная, вам с ним будет хорошо, но не сразу. Я вижу, что он в тебе видит, но не все. Он видит намного больше. И если ты увидишь в нем также много, думаю, у вас все получится.

Октябрина стояла с мылом в руках, а в ушах ее свистел ветер. Пальцы – холодные, губы – обветренные, стоит откусить корочку и на языке осядет сладкий привкус крови. Но Октябрина стояла неподвижно.

По дороге к палатке Октябрина оглядывалась и понимала, что ни Романа, ни Жени, ни Вари почему-то здесь не представляет. Они будто принадлежали к другой жизни, к жизни, которая вот уже давно казалась единственной, но таковой не являлась. Столько жизней нужно перепробовать, пересмотреть, а в какой-то момент оказывалось, что реальная – только одна, а остальные – просто временные маски, которые так тяжело снять.

Пока Арсений с Борей ходили между знакомыми и помогали, кому могли, Октябрина лежала на кровати и смотрела на белый потолок палатки.

Шум за стеной – что-то из сна. Казалось, обернись, перевернись на бок и посмотри вниз, а там – все. Там улыбка Романа в темноте спальни отели, запах новых простыней и прикосновения холодных рук, о которых никогда не спрашивали. Там – быстрые разговоры в лобби отеля, блестящий пол и звон ключа на стойке регистрации. Там – выдуманные имена, бег по темной зимней улице и ключи, зажатые между пальцами, попытки прислушаться к шагам по снегу за спиной. Там – ее молчание, прижатые к губам руки так, что на губах остается горький привкус крови. Там – проверки тетрадей допоздна, прощание с охранником в пустой школе и путь домой в тишине. Там – тихие молитвы Галины Георгиевны за стенкой, похрустывание ее тапочек по полу, всхлипы и боль несчастной брошенной старушки, которой ничего не остается кроме надежды, что незнакомка скрасит ее оставшиеся годы на земле. Там – разговоры ни о чем, слова без смысла, ветер в ушах и кусающее за плечи желание приклонить перед кем-то голову, лишь бы не оттолкнули, лишь бы позволили сказать, что так гнетет душу или хотя бы то, что принято называть так. Там – подруги, которые при каждой встрече давят на шею собственными несчастьями, там – чужая боль, которая воздушным ядом оседает на языке. Там – попытки спрятаться от себя, присыпаться опавшими листьями и пылью, лишь бы не увидеть испуганного и искалеченного жизнью тела, на котором не усмотреть ни одной видимой царапины.

Шум за стеной – чужой смех, словно насмешка. От стены идет жар, протянуть руку и прикоснуться к мягкой палатке – выше сил. За стеной – смех ее одноклассников, когда они узнали о том, что сделал с ней Святослав. За стеной – крики ее родителей, стук колес чемодана по ступеням. За стеной – костер ее прошлой жизни, и неизвестно, что будет, когда взглянешь на него: пепелище или сырые поленья.

Шум за стеной – напоминание, ноющая метка и кровоточащая рана.

Шум за стеной…

– Ты чего лежишь? Болит чего?

Октябрина повернула голову. Арсений в белом стоял у входа с пустой жестяной кружкой. Щеки грязные, босой, лохматый. Но – улыбающийся.

– На тебе что-то лица нет.

Октябрина нашла в себе силы улыбнуться и удивилась – силы остались.

– Я просто надышалась мылом. Не привыкла видеть столько мыла в одном месте.

Арсений усмехнулся и качнул головой.

– Новый вид химического оружия прям. Лучше никому не говорить, а то начнут делать мыльные бомбы. Ты тогда полежи. Я скоро вернусь. Тебе принести чего-то сладенького? У соседей капец какая вкусная пахлава есть.

Октябрина смотрела на него и улыбалась. Кивала и – улыбалась.

– Ты так хочешь пахлавы? – спросил Арсений и нахмурился. Октябрина замерла. Арсений рассмеялся. – Тебе отдохнуть надо. Завтрашний день пролетит быстро, надо быть к нему готовой.

– Быстро? А ведь его так долго ждали.

– Увидишь. Пролетит как миг, но на всю жизнь запомнишь. Так, ладно, полежи пока, а я схожу еще за чаем. А то у нас уже какие-то помои…

Октябрина не слышала, что говорил Арсений дальше. Его голос смешался с десятками голосами за стеной.

Шум за стеной скрывал чужие песни и топот чужих ног. Шум за стеной перекликался, вопросы и ответы и тишина, в которую друг друга пытались услышать.

Шум за стеной – как треск молодого костра.

Шум за стеной был недостаточно громкий.

Шуму за стеной не хватало ее голоса.

Примечания

1

Сквот – захваченное радикальной молодежью пустующее, недостроенное или отселенное здание, превращенное захватчиками в бесплатное жилье, художественные мастерские, базу подрывных организаций и т. п. Скваттерство, сквотирование, или сквоттинг – акт самовольного заселения покинутого или незанятого места или здания лицами, не являющимися его юридическими собственниками или арендаторами, а также не имеющими иных разрешений на его использование.