На следующее утро я еще до завтрака отправился в радиомагазин. Я снова проверил свой музыкальный центр, но на этот раз все работало нормально, что еще больше меня смутило. Я терпеть не могу капризов какой бы то ни было техники. Пусть автомобиль еще исправно ездит, а стиральная машина еще стирает — я не могу спать спокойно, если хоть одна какая-нибудь крохотная и незначительная сигнальная лампочка не работает с прусской четкостью.

Я попал на очень толкового молодого человека. В его глазах я читал сочувствие по поводу моей технической отсталости; он почти готов был с дружеской фамильярностью назвать меня «дедушкой». Я, разумеется, тоже знал, что радиоволны не «притягиваются» радиоприемником, а просто существуют. Радио лишь воспроизводит звук. Молодой человек объяснил мне, что в усилителе имеются почти точно такие же схемы, как те, что обеспечивают воспроизведение в приемнике, и при определенных атмосферных условиях усилитель начинает функционировать как приемник. И тут, мол, ничего не поделаешь, с этим надо смириться.

По пути от Зеккенхаймерштрассе к моему любимому кафе «Гмайнер» под аркадами у водонапорной башни я купил газету. В киоске, где я обычно покупаю свою «Зюддойче цайтунг», рядом с ней всегда лежит «Райн-Неккар-цайтунг», и не знаю почему, но в моей памяти засела аббревиатура РНЦ.

В кафе, в ожидании яичницы с салом, я вдруг поймал себя на том, что мне не дает покоя странное чувство: как будто я должен сказать кому-то что-то важное, но никак не вспомню, что именно. Может, это как-то связано с РНЦ? Мне вдруг пришло в голову, что я так и не прочитал интервью Титцке с Фирнером. Но это было не то, что я пытался вспомнить. Кажется, мне вчера кто-то говорил об РНЦ? Нет, это Эльмюллер упоминал РВЦ, объявивший смоговую тревогу. РВЦ отвечает за регистрацию выбросов и смоговую тревогу. Но было еще что-то, чего я никак не мог вспомнить. И это «что-то» имело отношение к усилителю, который мог превращаться в радиоприемник.

Когда мне подали яичницу, я заказал кофе. Официантка принесла его лишь после третьего напоминания.

— Вы уж извините, господин Зельб, я сегодня плохо соображаю, все доходит как до жирафа. Вчера весь вечер сидела с внуком, с дочкиным малышом. У них с мужем абонемент в театр. Так они вернулись аж ночью — «Гибель богов» Вагнера оказалась такая длиннющая!

Доходит как до жирафа. Ну конечно — до РВЦ все доходит как до жирафа! Херцог рассказывал мне, как работает модель непосредственной регистрации выбросов. Те же данные обрабатывает и РВЦ, говорил Эльмюллер. А Остенрайх говорил об онлайн-связи РХЗ с государственной системой контроля за вредными выбросами. Значит, вычислительный центр РХЗ и РВЦ должны быть как-то связаны друг с другом. Позволяет ли эта связь проникнуть из РВЦ в систему MBI? И могли ли на РХЗ просто упустить из виду такую возможность? Я стал восстанавливать в памяти подробности разговора и вспомнил, что, когда мы говорили о возможных местах внедрения в систему, речь шла о терминалах и телефонных линиях вовне. Линия, соединяющая РВЦ и РХЗ, как я ее себе сейчас представил, ни разу не упоминалась. Она не относилась ни к телефонным линиям, ни к линиям, связывающим отдельные терминалы. Она, по-видимому, отличалась от них тем, что ею редко пользовались как средством связи. Она больше служила «руслом» для безмолвного потока данных от «непопулярных» среди сотрудников датчиков к каким-то регистрационным лентам. Данных, которые никого не интересовали и о которых можно забыть, если не происходит ничего необычного — тревоги или аварии. Я понял, почему мне не давал покоя хаос в моем музыкальном центре — неполадки таились внутри.

Я рассеянно ковырял яичницу, а в голове у меня безостановочно кружилась карусель вопросов. Прежде всего мне была нужна дополнительная информация. Говорить с Томасом, Остенрайхом или Эльмюллером я сейчас не хотел. Если они действительно забыли про связь между РВЦ и РХЗ, то их этот факт будет занимать больше, чем сама связь. Мне надо было своими глазами взглянуть на РВЦ и найти там кого-нибудь, кто мог бы объяснить мне кое-какие детали.

Я пошел в телефонную будку рядом с туалетом и позвонил Титцке. Выяснилось, что этот Региональный вычислительный центр находится в Гейдельберге.

— Скорее он межрегиональный, — прибавил Титцке, — потому что обслуживает два региона: Баден-Вюртемберг и Рейнланд-Пфальц. А что у вас там за дела, господин Зельб?

— А вам обязательно нужно все знать, господин Титцке? — ответил я и пообещал ему права на мои мемуары.

Не откладывая это в долгий ящик, я поехал в Гейдельберг. Мне удалось отхватить местечко для парковки перед Юридическим семинаром. Пройдя несколько шагов до Эбертплац, бывшей Вредеплац, я нашел Региональный вычислительный центр в старинном здании с колоннами перед входом, в котором когда-то находился «Дойче-банк». В бывшем кассовом зале сидел вахтер.

— Зельк из издательства «Шпрингер ферлаг», — представился я. — Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из службы контроля за вредными выбросами, из издательства должны были позвонить о моем визите.

Он снял трубку телефона.

— Господин Мишке, тут пришел сотрудник издательства «Шпрингер ферлаг», хочет с вами поговорить. Вам должны были звонить. Пропустить его к вам?

Я перебил его:

— Могу я сам поговорить с господином Мишке? — Поскольку вахтер сидел за обычным столом, без стеклянной перегородки, и я уже протянул руку, он растерянно отдал мне трубку. — Добрый день, господин Мишке. Моя фамилия Зельк, я из издательства «Шпрингер ферлаг», того самого, с лошадкой, научного, ну, вы знаете. Наш отдел информатики готовит материал о здешней модели автоматического учета вредных выбросов. С представителями промышленности я уже пообщался, теперь хотелось бы познакомиться и с другой, так сказать, составляющей. Вы не могли бы уделить мне немного времени?

Времени у него было мало, но он все же предложил мне подняться к нему. Его комната находилась на третьем этаже, дверь была открыта, окна выходили на площадь. Мишке сидел перед терминалом, спиной к двери, и что-то очень быстро и сосредоточенно печатал двумя пальцами.

— Входите-входите, я сейчас закончу! — крикнул он через плечо.

Я осмотрелся. Стол и стулья были завалены компьютерными распечатками и журналами — от «Мира компьютеров» до американского издания «Пентхауса». На стене висела доска с полустертой надписью мелом: «Happy Birthday, Peter!».[47]Висевший рядом Эйнштейн показывал мне язык, а на другой стене пестрели киноплакаты, с ними соседствовала фотография какой-то киносцены, которая мне ни о чем не говорила. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть ее как следует.

— Мадонна, — пояснил он, не поднимая головы от клавиатуры.

— Мадонна?

Он повернулся ко мне. Костлявое лицо с резкими чертами и глубокими поперечными морщинами на лбу, маленькие усики, своевольный подбородок и густая шевелюра с пробивающейся сединой. Сверкнув очками в изысканно уродливой оправе, он окинул меня веселым взглядом. Может, опять вошли в моду те жуткие очки, которые в пятидесятые годы выписывали врачи больничной кассы? На нем были джинсы и темно-синий пуловер, надетый на голое тело.