позволяющая местным властям устанавливать любые другие коэффициенты, не меньше указанных в общей схеме». Сергей подал в суд. Суд добавил две тысячи. «Зайцева (судья. — Е. К.) высказала свои пожелания прямым текстом. Объяснила, что сумма задолженности ФСС приличная, движется к 4 миллионам. Надо просто договориться с ответчиком, заинтересовав материально. Как все просто. Это значит дать себя ограбить вторично тем же жуликам».

«Страна (то, что от нее осталось) превратилась в рай для жуликов всех мастей, торгашей и пидарасов. Расплодившиеся отморозки, грабящие беспомощных стариков и ветеранов, лишь слабое отражение нынешней власти. Она руками своих чиновников делает это несравнимо эффективнее.

За десять последних лет я благодаря чиновникам стал таким, как и они. Мне теперь наплевать на жизнь тех, кто сидит в кабинетах и живет за чужой счет. <…> Чиновник должен знать, что за испорченную человеческую жизнь сдохнет не только он, но и вся его родня и коллеги. Это единственный способ заставить чиновников-жуликов нормально работать. <…>

Надеюсь, что мне удастся провести отстрел паразитов в Н-Тагильском филиале Фонда СС (достаточно пожили за мой счет). Тогда хоть одно поколение чиновников в этой конторе, помня о судьбе предшественников, не будет портить жизнь людям».

«Он убил лучших людей»

Филиал № 16, где произошел расстрел, занимает пятый этаж офисного здания. Специализируется на обслуживании инвалидов производственных травм.

Простреленные двери в фонде поменяли почти сразу же — сняли с других кабинетов. Железную дверь серверной меняют сегодня.

В коридорах — обычная рабочая суета. Документы, посетители, курилка забита. Нескольким сотрудникам после расстрела нужна помощь психиатра. Но на больничный здесь выходят по очереди — очень много работы.

«Это натуральный террорист! Смертник!» — восклицает Геннадий Яковлевич Красильщиков. После трагедии его перевели из областного фонда, и теперь он исполняет обязанности директора. Работает в кабинете Елены Скулкиной. Вещи убитого директора уже собраны в коробки, сложены у двери рядом с парой стоптанных лодочек. Тут же — цветы, она любила их разводить. Отдадут родственникам.

«Он убил лучших людей. Я работал со Столетовым и Скулкиной. Юрий Борисович — настоящий интеллигент. Очень аккуратный, на все пуговицы. А Елена Владимировна просто пеклась о пострадавших, а в фонде вообще всем родная мать», — Геннадий Яковлевич плачет.

Показывает письмо из регионального фонда — решается вопрос с арендодателем. «Нам нужны отдельные изолированные помещения для приема граждан. Или даже окошечки — на уровне письменного стола. Камера хранения для сумок. Гардероб для одежды, чтобы оружие не смогли пронести под плащом, скажем».

— Совсем не можем от людей отделиться, — говорит Геннадий Яковлевич. — Мы же для них работаем. Мы понимаем, что это за контингент. Эти люди в один миг стали инвалидами. И чаще всего — не по своей вине. Поэтому мы используем все средства реабилитации, в том числе психологической… Оплачиваем обучение в различных институтах. Но Рудаков не обращался за такой помощью. Он вообще был у нас всего дважды — в октябре 2008 года, когда обозначил свою проблему, и недавно — с ружьем. (Некоторые сотрудники фонда утверждают, что, напротив, Рудаков бывал в фонде часто: «Поэтому и не обратили внимания, когда он зашел». — Е. К.). Рудаков был не нищий, не загнанный в угол! После суда вместе с пенсией и другими выплатами он бы ежемесячно получал 27 тысяч! По качканарским, да и по тагильским меркам — очень достойно. Поэтому я уверен: причина в другом. Не в соцстрахе.

Геннадий Яковлевич очень волнуется: «Это зверь! Недочеловек!» О сути конфликта Рудакова и фонда соцстраха Геннадий Яковлевич говорить отказывается. «Люди же погибли. При чем тут это?»

При чем тут «это»

Судебные документы по делу Рудакова получить мне все-таки удалось. И вот что стало ясно.

«Якуталмаз» (сейчас — «Алроса»), куда входил Айхальский ГОК, действительно платил пострадавшему Рудакову приличную по тем временам компенсацию. На 99-й год ежемесячная выплата составляла 7560

рублей. Потом появился 125-й закон — об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве, и с 2000 года выплаты перевели в Якутский соцстрах. И сократили до 1900. Страховщики объясняли Рудакову, что ГОК доплачивал ему из прибыли, а они все рассчитали по закону.

Страховщики рассчитали выплаты Рудакову по основной схеме — по базовому, минимальному тарифу. Но на самом деле они должны были учесть тарифное соглашение между предприятием и профсоюзом — должным образом заверенное, оно становится нормативным актом, обязательным для исполнения.

Были ли в Якутском фонде это самое тарифное соглашение и необходимые для расчета внутренние приказы компании «Якуталмаз»? Судя по выпискам из книги отправлений — да. Однако из других материалов дела следует, что документы компания отправила в соцстрах только в 2004 году — к тому времени сумма выплат была рассчитана. Кто виноват — страховщики, не разобравшиеся, как функционирует новый закон, или компания, четыре года тянувшая с пакетом документов, — сейчас установить трудно.

Рудаков пишет, что в 2008 году некий знающий человек объяснил ему, что расчет компенсационных выплат был произведен по неполным данным. (Этого человека, к сожалению, найти пока не удалось. Но, по моим ощущениям, это вполне мог быть сотрудник Тагильского фонда. — Е. К.). И 19 августа 2008-го Рудаков пишет официальное письмо директору фонда Елене Скулкиной. Называет произошедшее «грабежом» и просит представить схему расчета выплаты, а также все документы, которые использовались при расчете.

Скулкина пишет запрос в Якутский соцстрах. Требует пакет документов. Якутск не отвечает, и Скулкина пишет Рудакову, что пока пересчитать выплату не может: документов нет. Рудаков пишет второе письмо с теми же требованиями. Елена снова пишет запрос в Якутск — довольно эмоциональный. Соцстрах снова молчит. Тогда Скулкина переадресует запрос в «Алросу». И «Алроса» часть документов присылает, однако утверждает, что большую часть необходимых бумаг они передали в Якутский соцстрах. Якутск между тем продолжает молчать.

Скорее всего, за давностью лет нужные документы были просто потеряны.

Однако и собранных документов хватало для перерасчета. Но система и здесь показала свои зубы: соцстрах не имел права увеличить выплаты самостоятельно —12-я статья 125-го, основного для соцстрахов, закона прямо запрещает перерасчет. И Сергей Рудаков вынужден обратиться в суд. «Это была формальная процедура», — говорят юристы теперь.

На суде соцстрах представляет Столетов. И хотя именно благодаря юридическому отделу фонда часть нужных документов была найдена, в суде Столетов выступает против перерасчета выплат. Это не его жестокосердие — это неофициальные, но