— Ем кость.

— Плюнь! Плюнь скорее, сволочь! Плюнь!

— Что плюнь?

— Кость!

— Да нет, — показал я на молоко, — я просточитаю. Ем кость один литр.

— Емкость, кретин! — подскочила на табуретебабушка, но повода для крика у нее не было. Я был в восторге от своей проделки!

В день рождения, про который бабушка сообщила, почесываяполосу, натертую резинкой трико, я тоже ел рыбу и гречку. И хотя я знал уже,что день рождения — это не праздник, мне подумалось, что под это дело можнозаполучить на десерт какие-нибудь конфеты для врачей или, на худой конец,шоколадку.

— Тыц-пиздыц, шоколадку! Вчера ел уже, хватит.

— Но вчера просто так было, а сегодня день рождения.

— Ну и что?

— Отметили бы.

— Что отмечать? Жизнь уходит, что хорошего? Жуй.

После еды бабушка все же вручила мне крохотную шоколадку«Сказки Пушкина» и, дав в придачу таблетку от аллергии, отправила гулять водвор. Там со мной должна была встретиться мама.

С мамой я виделся редко. Последний раз это было большемесяца назад, когда налетел сильный, как буря, ветер. Я гулял, и ветер оченьнапугал меня. Двор из привычного стал вдруг чужим и грозным, деревья надголовой страшно шумели, растрепанные картонки и мусор летали вокруг будтозаколдованные, и хотя до дома было несколько шагов, я вдруг почувствовал себяпотерянным, словно находился в лесу. Ветер трепал на мне одежду, сыпал в глазапыль, а я топтался на месте, закрывая лицо ладонями, и не знал, что делать. Тутпоявилась мама. Она взяла меня за руку и повела в соседний подъезд к своейзнакомой. Там мы сели на кухне и зажгли над столом маленькую лампу, уютную, каккостер. Потерявший меня ветер терзал за окном деревья, вымещая на них обиду, амы сидели и ели картофельное пюре. Пюре было необыкновенно вкусным, я быстросъел его, захотел еще и стал топтать вилкой в маминой тарелке, поясняя, чтопюре плохо размято. Нажав раза три, я слизывал то, что оставалось междузубцами, и мял снова. Поняв мою хитрость, мама засмеялась и отложила мне изсвоей тарелки половину. Мы сидели на кухне, пока не утих ветер, а потом мамаотвела меня домой. Дома я сказал бабушке, что мама спасла меня от бури, идействительно так думал.

Редкие встречи с мамой были самыми радостными событиями вмоей жизни. Только с мамой было мне весело и хорошо. Только она рассказывалато, что действительно было интересно слушать, и одна она дарила мне то, чтодействительно нравилось иметь. Бабушка с дедушкой покупали ненавистные колготкии фланелевые рубашки. Все игрушки, которые у меня были, подарила мама. Бабушкаругала ее за это и говорила, что все выбросит.

Мама ничего не запрещала. Когда мы гуляли с ней, ярассказал, как пытался залезть на дерево, но испугался и не смог. Я знал, чтомаме это будет интересно, но не думал, что она предложит попробовать еще раз идаже будет смотреть, как я лезу, подбадривая снизу и советуя, за какую веткулучше взяться. Лезть при маме было не страшно, и я забрался на ту же высоту, накакую забирались обычно Борька и другие ребята.

Мама всегда смеялась над моими страхами, не разделяя ниодного. А боялся я многого. Я боялся примет; боялся, что, когда я корчу рожу,кто-нибудь меня напугает и я так и останусь; боялся спичек, потому что на нихядовитая сера. Один раз я прошелся задом наперед и боялся потом целую неделю,потому что бабушка сказала: «Кто ходит задом, у того мать умрет». По этой жепричине я боялся перепутать тапочки и надеть правый тапок на левую ногу. Еще яувидел в подвале незакрытый кран, из которого текла вода, и стал боятьсяскорого наводнения. О наводнении я говорил лифтершам, убеждал их, что кран надонемедленно закрыть, но они не понимали и только глупо переглядывались.

Мама объясняла, что все мои страхи напрасны. Она говорила,что вода в подвале утечет по трубам, что задом наперед я могу ходить сколькоугодно, что приметы сбываются только хорошие. Она даже специально грызласпичку, показывая, что головка серы не так уж ядовита. Я слушал с восторженнымнедоверием и смотрел на маму, как на фокусника. Мудреное слово «инакомыслие»,прозвучавшее как-то по телевизору, подходило к ее речам как нельзя лучше.Теперь, гуляя по двору, я ждал услышать, что скажет она на утверждение бабушки,будто на свете есть Бог, который видит все мои издевательства и карает меня заних болезнями.

Мама появилась во дворе только к вечеру. Она села наскамейку, а я к ней на колени. Хотелось обнять ее и прижаться изо всех сил. Ясделал это, но желание все равно осталось. Я знал, что оно останется, сколькони прижимайся, прижался еще раз, и мы стали разговаривать. Мама сказала, чтокупила мне в подарок железную дорогу, но передаст ее дедушка, чтобы бабушкаподумала, будто это от него, и ничего с ней не сделала. Я спросил, как железнаядорога выглядит, мама описала ее, а потом я сказал, что боюсь Бога.

— Что ж ты трусишка такой, всего боишься? —спросила мама, глядя на меня с веселым удивлением. — Бога теперь выдумал.Бабушка, что ли, настращала опять?

Я рассказал, как появился у меня этот страх, и мамаобъяснила, что есть Бог или нет, никто не знает, а если и есть, бояться мненечего, потому что я ребенок. Ребенка Бог карать ни за что не станет.

Мы встали со скамейки. Я шел с мамой и думал, что рядом сней не боялся бы ничего и никогда. Никогда, никогда не было бы мне возле неестрашно. И тут я испугался так, что прирос к земле…

Прямо на нас вышел из-за угла карлик-кровопийца. Это был он,я сразу узнал его, и в горле у меня пересохло.

— А я полчаса хожу вас ищу, — сказал карлик,зловеще улыбнувшись, и протянул ко мне страшные руки.

— Сашуха, с днем рождения! — крикнул он и… схвативменя за голову, поднял в воздух!

Подобного ужаса я еще не испытывал. Если я не бросилсябежать, то лишь потому, что, очутившись вновь на земле, не мог сдвинуться сместа. Так во сне нельзя убежать от надвигающегося поезда или ножа. Не помню,как мы попрощались, как я попал домой. Помню, что, только увидев бабушку, яоблегченно вздохнул и почувствовал, как поджавшееся сердце успокоенноопускается на привычное место — спасся…

— Сволочь, за голову схватил! — говорила потомбабушка. — В шее вилочка и палочка вот так соединены. — Бабушкапоказала пальцами как. — У ребенка кости тонкие, палочка из вилочкивыскочит, еле-еле повернуть надо. А выскочит — конец. Я тебе говорила, чтобы тыбегом от него бежал, если увидишь? Говорила? Так ты к моим словам относишься?Ну ничего… Бог тебя покарает за это!