Я считала ворон – останавливалась напротив каждого дома и разглядывала, воображала, каким будет мой дом. По окончании университета (забавно, ведь я еще первую сессию не сдала) я планировала купить свой собственный уголок. Один из особняков был особенно красив: светлый, двухэтажный, с широким крыльцом и двумя колоннами, поддерживающими балкон. Ничего вычурного, никаких тебе гипсовых львов у порога, никаких барельефов на стене, но сразу видно – дорого. Я подошла к высокому кованому забору. Ирбис, как обычно, бегал где-то рядом, охотился на птиц, и всегда успешно: те его не видели, а добычу гордый зверь приносил мне. Что делать – брала, хвалила его, чесала за ушами и прятала трупик в кусты, чтобы никто не заметил.

У ворот остановился автомобиль, огромный и черный, с гербом, который было не разглядеть из моего положения. Оттуда вышли двое мужчин. В одном я узнала Элиаса и быстро юркнула за дерево, чтобы не заметил. Вторым был Премьер-министр, высокий, очень властный, это прослеживалось в каждом движении, в повороте головы, в походке и, главное, в низком, волнующем голосе:

– Через несколько лет тебя ждет брак с одной из будущих герцогинь Саомара. Тебе, в отличие от большинства высокопоставленных дворян, дан выбор. В университете уже обучаются две девицы Норд-Адер, – интересно, кто вторая? – скоро прибудет наследник Ист-Адер, у него есть сестра-близнец. Присмотрись к ним.

Молодой Белами внимательно слушал отца. Восемнадцать лет, казалось бы, – возраст бунтарств и метаний, и можно было бы ждать от него сопротивления уже решенной судьбе. Но Элиас ничем не выказал свое недовольство. Будто они обсуждали не будущий брак, а очередной проект, который уже был одобрен и профинансирован Парламентом. При упоминании имен потенциальных невест он только прикрывал глаза, запоминая.

– Не может быть! – Отец Элиаса резко остановился и смотрел сейчас туда, где, прижав уши и приготовившись к прыжку, сидел мой ирбис.

«Спрячься!» – мысленно крикнула я, и Серебряный исчез.

– Показалось. Выдаю желаемое за действительное, – Белами горько усмехнулся и повертел головой, но никого не увидел, ведь я в темном плаще в вечерних сумерках сливалась с деревом.

Я выдохнула: все это время не дышала. Отец и сын скрылись в теплом нутре особняка.

Поздняя осень была сухой и чарующе красивой. Морозный воздух был прозрачен и свеж, город весь окрасился в желто-красный цвет и сейчас, в темноте, был еще более таинственным. Скоро начнется самый безумный праздник в году – зимний карнавал. И в первый его день мне исполнится восемнадцать…

«Новые назначения в правительстве!», «Мсье Франс, начальник министерства правопорядка», «Самый молодой министр», – привлеченная знакомой фамилией, я купила свежий выпуск «Саомарских вестей». Действительно, Анатоль Франс – новый министр! Вот это да! Я обзавожусь серьезными связями.

Вечером я спросила у мадам Мари, знает ли она о назначении:

– Нет, милая, я не знала… – и она, расстроенная, ушла к себе в спальню. Неужели так сложно было сообщить матери? Каково ей – узнать такую новость из газет.

На следующее утро извинилась у мадам за то, что огорчила ее:

– Что ты, а если бы мне сказала соседка? – Это да, мадам Жорже не упустила бы возможности рассказать об этом всей округе.

Сын – министр, а мать не знает, какой конфуз!

Прошло почти пять месяцев с тех пор, как «Саомарский экспресс» доставил меня в столицу.

Я расплачивалась за ткани, нитки, бусинки, кружева и другие многочисленные портновские мелочи. Сегодня у Оливье был день рождения, на сюрприз ушла почти вся стипендия, но я не жалела об этом. Основную часть подарка должны были доставить вечером, я купила другу швейную машинку. Зажмурилась, представив, как он обрадуется. За эти месяцы мы еще больше сблизились, он называл меня своей музой, я его – новым Ажеро, по имени великого кутюрье, избавившего мир от пыточной детали гардероба – корсета. Поскольку я была его единственной моделью и единственной, кто был посвящен в его увлечение, именно мне доставались все уколы, истерики и душевные метания юного гения. Старая машинка, оставшаяся ему от родителей, доживала последние дни, он расстраивался, терзал несчастную, но то, что у него выходило, было выше всяческих похвал. Мой скромный гардероб перестал быть таковым. Теперь я была владелицей исключительно авторских вещей, такими даже Вероник похвастаться не могла.

Сейчас друг работал над карнавальными костюмами. Так как пары не было у нас обоих, договорились пойти вместе. До праздника оставались считаные дни, листья давно уже облетели, а неделю назад выпал первый снег. Зимняя столица напоминала иллюстрацию к сказке. Огни, что зажигали на улицах, словно кусочки холодного солнца освещали мягким светом узкие улочки. Муара была одета в лед, она походила без плаща немного дольше своих сестричек-притоков. Витрины были украшены морозными узорами, мало кто мог сравниться в этом с природой, но горожане пытались. Наряжали елки, вешали гирлянды и венки и, конечно, не забывали о себе. В парикмахерские и салоны было не попасть, мастера взвинтили цены в преддверии карнавала и откровенно пользовались ажиотажем. Я в салоны не ходила, об этом вопиющем безобразии узнала от Агаты и Вероник в перерыве между занятиями.

В последний месяц разговоры в столовой и в перерывах были только о нарядах. Мы все привыкли друг к другу, примелькались, и даже мое положение не вызывало больше ярких эмоций у учащихся. Предстоящая сессия и карнавал вытеснили из их мыслей безродную ученицу «Дипломатического корпуса». Я старалась не высовываться и, вообще, – вести себя максимально корректно и незаметно, даже химики примирились с присутствием меня в списках стипендиатов факультета. Да-да, после того как профессор Мартин официально зачислила меня к себе в группу, мне увеличили стипендию на пятьдесят франков. Я теперь была вполне обеспеченной горожанкой и даже открыла счет в столичном банке. На всякий случай.

Отношения с Элиасом по-прежнему не складывались. Мы словно говорили на разных языках, а не на родном саомарском. Я пыталась сгладить углы, быть милой и любезной и несколько раз даже приглашала присоединиться за обедом. На все мои попытки сын первого лица государства отвечал полным презрением, а вернее – просто игнорировал их. При этом я постоянно видела его рядом и на лекциях ловила внимательные взгляды. В конце концов мне надоело унижаться, вот уж чего я никогда не любила, и на неожиданную просьбу пойти с ним на карнавал я ответила решительным отказом. Меня даже почти не мучила совесть.

– Ну вы совсем! – сказала Вероник, присутствовавшая при разговоре.

А больше и добавить нечего. Мы действительно совсем…

Да и не хотела я давать Белами повод думать, что испытываю какие-то чувства. Это было бы нечестно. Признаю, я все еще любила Грэга. Его улыбку видела во сне, его руки обнимали меня в мечтах и его губы жарко целовали по ночам.

Глупая, глупая маленькая Лиса…

По случаю именин Оливье аптека сегодня работала до восьми часов. За несколько минут до этого доставили мой подарок, и первый помощник дрожащими руками принял драгоценную ношу: