Фредерик Белами, я узнала его по голосу и волосам, с издевательской улыбкой смотрел на меня.

Взгляд его резко стал серьезным, он хотел что-то сказать, но, не дожидаясь лишних вопросов, я вырвалась из ласковых рук и убежала туда, где пели и танцевали, в самую гущу праздника, туда, где меня будет невозможно найти.

Вляпалась, опять вляпалась. Я устало развязала маску, и теперь она грустно висела в опущенной руке. К кому у нас обращаются «ваша светлость»? Правильно, к герцогу, причем только к нему – к его детям обращаются иначе. Вывод: я только что, как продажная девица, целовалась с одним из трех герцогов Саомара. Почему трех? Да потому, что четвертый в это время стоял рядом и смеялся. Да, это очень даже в моем стиле, почему нет? Наследников я знаю, пора переходить на новый уровень.

Узкая улочка, по которой я шла, была пустой и темной. Куда я забрела? Позади послышались чьи-то уверенные шаги. «Догнали», – обреченно пронеслось в голове. Я повернулась и увидела совсем не того, кого ожидала. Экономист из университета, тот, который пытался бежать рядом на физической подготовке. Узнала, он был тогда на экзамене! Это он кривился при виде меня и обвинял в глупости.

– Что вам угодно? – Он был уже изрядно пьян и не ответил.

Набросился, зажал рот руками и попытался сорвать платье.

– Прошу вас, прекратите, не вынуждайте! – Я попыталась докричаться до него.

– А то что? – Мутные глаза с бешенством глядели на меня. – Позовешь одного из своих высокородных? Я покажу тебе твое место, шлюха! Раздевайся! – Он выхватил нож и приставил к горлу.

Я закрыла глаза, стояла как парализованная, словно вновь оказалась в поезде, наедине с Морелем, мерзкий запах перегара ударил в нос. Вот только я больше не была одна.

Мощная лапа ударила по спине насильника, полетела кровь. Шедевр Оливье был безнадежно испорчен. Слезы покатились из глаз, Серебряный не стал церемониться, просто прокусил горло. «Я не хотела, не хотела, не хотела…» – набатом било в ушах. Какая разница, хотела или нет, ты виновата, ты допустила это, замечала его взгляды на стадионе, он пожирал тебя глазами, а от недоступности сходил с ума. И ты видела это! «Убийца! Ты убийца, Мелисент». – Рыдания сотрясали тело.

В бреду я дошла до дома, улицы были пусты – праздник в самом разгаре, сняла испачканное платье и бросила в камин гостиной, который разожгла трясущимися руками. Пламя радостно приняло подношение. Я прошла в свою комнату, обняла Серебряного, он лег рядом. Уснула, тяжело дыша.

С днем рождения, Мелисент.

Наутро после карнавала я, не выспавшаяся и дергающаяся, пошла на работу. Мсье Мегре буквально выгнал меня обратно домой, настолько болезненно я выглядела.

– Вот молодежь, совсем пить не умеете, – беззлобно ворчал аптекарь, – вон и друг твой пришел под утро, с улыбкой до ушей и весь в помаде. Видать, хорошо погуляли.

Я посмотрела на Оливье – он, красный, но безумно счастливый, пожал плечами и разбил очередную склянку. Ударился головой о прилавок, задевая при этом стоявшие там лекарства. В итоге мсье Мегре выгнал и его.

Мы немного погуляли по городу. Друг рассказывал о том, как провел вечер. После моего ухода Аманда куда-то исчезла, но Оливье не расстроился, ее место быстро заняла другая девушка. За ночь он сменил четверых или пятерых, среди них второй или третьей по счету была и неразделенная любовь портного, дочь бакалейщика. Поцеловавшись с ней и сравнив ее с другими, он решил: незачем больше страдать, она ничем не лучше других.

Кажется, я на свою голову вырастила нового ловеласа, и скоро мне придется утешать не его, а брошенных им девушек.

– Ника, что случилось? Почему ты нервничаешь? – Оливье внимательно вглядывался в мое лицо. – Тебя кто-то обидел вчера?

– С чего ты взял? – Я отвернулась, пытаясь скрыть страх и слезы. Мы сидели на скамейке напротив закрытой пока кондитерской. Улицы были пусты. Горожане отсыпались после праздника.

– Посмотри на меня и расскажи, иначе я больше никогда не буду тебя слушать и ты никуда не выйдешь одна!

Непривычно серьезный тон и уверенность, с которой он говорил, заставили меня обернуться. Я не подняла глаз, просто разревелась у него на груди. Он гладил по волосам и утешал, как мог. Когда выплакалась, поняла, что не могу больше нести одна этот груз, и рассказала Оливье об ирбисе и о том, что произошло вчера.

– Он сейчас с нами?

Он поверил сразу, сказал, что ожидал нечто подобное.

– Ты слишком красивая, чтобы быть простой горожанкой, есть в тебе что-то волшебное.

– Да, прямо перед тобой, – Серебряный поставил на него лапу и лизнул.

– Я чувствую, это просто невероятно! Расскажи, какой он.

– Он очень красивый, сильный и смелый. – Кот будто понял, что речь о нем, разлегся рядом и шевелил ушами. – Большой, серебристый и зеленоглазый.

– Все будет хорошо, я не дам тебя в обиду, – крепко обнял меня Оливье, и я закрыла воспаленные глаза. – Никто ничего не узнает, слышишь? Не смей никому рассказывать, даже мадам Мари! Тем более мадам, она может рассказать сыну совершенно случайно, поняла меня? – Я согласно кивнула.

– Я сожгла твое платье, – всхлипнула я.

– Я сошью тебе двадцать платьев, даже лучше этого! – Он погладил меня по растрепанной голове.

Мы вернулись в аптеку. Оливье спустился за вечерним выпуском «Саомарских вестей». Закутанная в желтый плед, я со страхом ждала друга на его чердаке. Я почти ничего не ела. Все, что с трудом удалось запихнуть в меня Оливье, тут же оказывалось в унитазе, и он сдался.

– Все хорошо, – с порога заявил он, – никто ничего не видел. Посчитали это нападением невесть откуда взявшегося в центре столицы волка или бешеной собаки. – Нет, тебе это видеть не нужно, – и он тихонько отвел дрожащие, как у пропойцы руки, которые я уже тянула к газете.

Ночевать я осталась у друга. Судя по тому, что утром он не мог проснуться, я кричала во сне и мешала ему спать. Сонный и шатающийся, он строго прервал все мои возражения и проводил до университета.

Шла консультация по экономической теории, это занятие было общим для нас и экономистов. Скоро должны были начаться первые экзамены, и такие подготовительные семинары были на каждом предмете. Я думала о карнавале, изо всех сил гнала мысли о гибели несчастного студента – безуспешно. Картинка его смерти стояла перед глазами. Зато я почти не вспоминала о мужчине, с которым страстно целовалась той ночью… А сейчас опустила глаза: от воспоминаний заалели щеки.

Преподаватель долго и нудно объяснял законы спроса и предложения, студенты лениво срисовывали кривую с доски в тетради, а Элиас Белами не сводил с меня глаз, от чего я начала дергаться и чесаться.

– Меланика Нюгрен, вас просят к ректору. – Помощница руководителя университета громко передала приглашение.