за тем, как по пути к завхозу за ключами от продсклада обулся в свои оставленные на кухонном пороге рыбацкие боты. И слышал, как часового с вышки наставлял спуститься в подполье за жбанами с киселём, после крутить «звёздочку» агрегата.

Не подействовали, заверял Камса, чары и на кашевара.

– Истопник клеил синяки полеводам и хозяйничал в кухне, Хлеб тем временем всё пытался вытащить руку из дверных крюков, – рассказывал, ёжась на сквозняке, – но всё не удавалось, рука распухла. Когда же Чон направился к Силычу снять у того с пояса ключи, болезный посчитал и ему фингал спешит китаец наставить, но измученный вконец болью уже не трухал, зажмурился только. Во всяком случае, пердел завхоз один. Это уже когда Силыч вынул ему руку из крюков, умом, похоже, двинулся. Не остаться бы без кашевара – Хлеб один умеет печь драники из топинамбура, и тёрку он один одну имеет. А не удивило тебя, Председатель, то, что японцы остались без китайских люлей? Они Хромого не дали на растерзание! Помните, по парнику нас вели арест отбывать, Хромой по дороге прихватил бочку с огурцами и у вагона-ресторана уронил себе на ногу, после за это завпарником распекал бригадира Чона Ли, у уханьца за то, видать, зуб на сибиряка. Вот после Хрона мне не жить, японцы стеной стали на его защиту, блоки ставили, да так заправски, будто мастера ушу. Одолели бы китайца, вчетвером переключились с ушу на вин-чун, с четырёх сторон кулаками молотили бы по китайцу, что по той боксёрской груше, но тот успел ретироваться в кухню.

– Все рассказал? – спросил я раздражённо, сквозняк и меня донимал. – Вин-чун против «крестов» ничто. Да и не перепало японцам потому только, что китаец растратился на «фонарях» марпехам. А на Хромого переключился, видать вспомнил, как когда-то сибиряки наваляли уханьцам, отомстить устремился. К тому же, если помнишь, Япония на китайскую провинцию Ухань бочек не катила, в отличие от Сибири. А может, тебе всё почудилось? Два жбана киселя с каминной полки выдул.

– Не нальёшь? – испугался Камса.

– В колпачок, полный.

– За чакру договаривались, – заныл обиженно фельдшер, но колпачок с сливпакета свинтил и протянул.

Самогонки у меня не было, открыл сейф и из фляжки, свинтив, налил в колпачок спирта, предназначенного очищать валюту. Её и спирт доставлял нам на Бабешку меняла Зяма. Уверял, услуга Коменданту Крепости за покупку в дар ему гиацинтового ары, попугая, статус чалме придать. Силыч, в этом молодчина, наловчился реанимировать макарики в перваче, спирт же в День колхозника потребляли весь подчистую. Желудки и кишки, отравленные топинамбуровым пюре, промывали, а больше – души, утомлённые прополками, лечили.

Колпачок заполнился только на треть, Камса снова было заныл, но благоразумно стих. Видя с каким трепетом пил, ругал себя: не отстанет. Но бывший офицер повёл себя благородно, выпил и ушёл. А я без всякого желания – впрочем, его никогда и не было – принялся за свои председательские обязанности: сел начислить трудодни. Хлопцы нет, мужики нередко отлынивали от работ в поле, в больничке у Камсы отлёживались. Зафиксировал и нарушение: бригады из столовки на прополку ушли сегодня на полтора часа позже положенного времени. Тут услышал пьяное Камсы, Хлеба и подпевавшего им с акцентом Чона Ли «И на Земле будут яблони цвести», – совсем пал духом. Нам, алкоголикам, Испытание не выдержать. Если даже и приму решение возобновить воинские уставные отношения с целью вернуть роте спецназовскую физическую форму и воинский дух, не поставлю же я марпехов в строй в тельняшках да трусах. Без доспехов и оружия. Ладно, боевой амуниции лишены, так даже солдатского повседневного обмундирования не имеем, и гражданской верхней одежды прикрыть стыдобу – матросское нижнее бельё, мать их, войска береговой охраны – у соседей по острову не выпросить, сами полуголые – в изношенном. Помощи у менялы Зямы запросить тоже не получалось: сельхозпродукции выращиваем только себе на прокорм, ну «прибыток» какой-никакой получить, чтоб совсем на острове не обезьяниться. Привозил Зяма: мыла помыться, пены побриться; полотенец каких-нить бумажных, их предпочитали, стирать не надо; бумаги туалетной в рулонах, нужник облагородить; раз в год ёлку с новогодними игрушками да конфетами к Рождеству, житие-бытие колхозное скрасить. Попросил менялу привезти хотя бы поношенные комбинезоны рабочих в атомных парниках, я бы купил за доллары – да где там. Силыч однажды предложил первача на сбыт в Форте и Твердыне, деньги на взятки, но Зяма отказался, напомнив, что он не купец, а меняла, и выразил сомнение в том, что кто-то в альянсе такую самогонку захочет пить. В Руси, возможно, и пили бы, да вот факела выдувать запретят – пожаров в Твердыни только и не хватало. А без них, без факелов-то, как.

Вот так я узнал об Испытании. А Силыч! Гнал ягодную, сам пил не просыхал, мужиков и хлопцев споил, а этим утром, вспомнил, что он не только самогонщик, но ещё и провокатор Испытания, Науськиватель. Или ему напомнили об обязанности, ведь, в команде Зямы мог оказаться и агент-контролёр Генштаба. Выпил мою водку, попортил мне в закутке воздух и ушёл воду баламутить – подбивать полеводов на бунт. Резчик – клинковый! Баран – жирный! Хрен – лысый! Если бы не китаец, калеками остались бы в колхозе пахать, а кто-то и слёг бы в земельку сырую. Уханец, истопник взвод спас! А ведь, наверняка, он Соглядатай. Казалось бы, стой в сторонке и снимай на микрокамеру драку, нет выручил. Хороший китаец.

Поздно узнал. Тому штабному, кто присылал валюту с промывочным спиртом и не намекнул даже что за сельхозработы такие у нас на самом деле, будь у меня возможность, накостылял бы. Бубенцы под «слоником» кочергой поотбивал бы.

Спровадив Камсу, ещё раз отметелил сейф. Выдохнувшись, сел за свой председательский стол, размышлял. На Марс нам уж не вернуться. Заголодаем вконец, обращусь к Президенту Пруссии с просьбой предоставить гражданство и предложу создать в республике Вооружённые Силы. Оно и надо, не только чтобы выжить: не ровен час, получу приказ исполнить «миссию бин»… Оденет, вооружит, потребуется, посодействует Бабешку покинуть. А откажет, придётся принудить – это смогём, не полоть.

Я – бывший полковник ОВМР Франц Курт, ныне председатель колхоза «Отрадный» на далёком-далёком от Руси острове Бабешка. Я – простой человек, каких до ультиматума Капитана бин Немо жило на Земле несколько миллиардов. В те времена я был счастлив. До Хрона я – гражданин Российской федерации, землянин. После Хрона – земляк с Марса. На родную планету вернулся по долгу воинской службы и с