тайным заданием найти и ликвидировать террориста номер один. Но кончина его, якобы от неизлечимой болезни, и смена власти на Марсе расстроили мою кампанию. Жду возврата в полк, на «Звезду», но, сдаётся мне, не судьба…

Подступила мысль, открыть сейф и достать флягу, свинтить колпачок, налить, выпить, но… Вступило! Зажигалка! Где! Поздно. Аско-оо-мина-аа… Блевота, блядь.

* * *

Он, послышались голоса, мгновенно обулся в прогары и отполз от пахоты, распластался на песке. Приближалась группа цепочкой человек из восьми. Выучка спецназовца не забыта: мигом раскатал балаклаву из шапочки в маску и укрылся с головой плащ-накидкой.

На краю поля, чуть поодаль от него, остановились.

«Пришли от Отрадного, не со стороны Мирного. Орхаровцы, колхознички хроновы. Не мытьём так катаньем: бунт не вышел, самоволку групповую устроили. Ну, погодите у меня, всем задам».

Не узнать кто, луна за тучей скрылась, но по голосу распознавал.

– Стано-вись… Рав-няйсь, смирно, вольно, – голос Кобзона. – Значит так, здесь наши пути расходятся. Деды – налево, в сопки по бабам, салаги – направо, на завалинку под «миской». И чтоб девчат мне не портили! Мирянские мужики и хлопцы, кто спит, кто рыбачит в океане – не помеха. Застукать могут интеллигенты, из учёной братии, по ночам труды научные пишут. Застукают, инструктирую ещё раз: сопротивления не оказывать – хрон айкидо и каратэ.

– Товарищ старший сержант, – голос Селезня, – моя зазноба к себе в чум зовёт, на отшибе от юрты, так что, дети не помеха, а муж рыбачит. На острове ни деревца, ни кустика, а чум добротный, тёплый. Босому и без бушлата зябко в сопках, рановато на хранение сдали.

– Ефрейтор, разговорчики в строю! – перебил Кобзон. – В сопках покувыркаетесь, и баста. Бабы рыбаков жаркие, обогреют. Сбор здесь через три часа. В казарме, вернёмся, ни звука, ни шороха – Батю не разбудить. Намаялся, всё не отойдёт от нашего бунта; бан Силычу, месяц самогонки его ни на зуб, пусть сам один зальётся.

– Ну, полковеик-то не через три часа вернётся.

– Не понял. Поясни, – потребовал Кобзон от Селезня.

– Я же передавал по цепи, как вышли через проход в куполе.

– Младший сержант, ты, что мне прогундосил?

– Виноват, от волнения так вышло, – Батюшкин голос. – Впервой искушению поддался, вот и сплошал. Да и сам толком не расслышал, потому не понял передачу по цепи от ефрейтора Селезня.

– В к-ештики ноики как не шта-алса п-оиг-ать, выыг-ал у К-ебанова, – посмеялся кто-то.

– В крестики-нолики, как не старался проиграть, выиграл у Клебанова, – поспешил перевести Батюшка.

– Я, прежде чем будить, заглянул в офицерский притвор – нет полковника, гамак пустой, потолочный люк открыт, – рассказывал разведчик.

– А что как до ветру выбрался, нас засёк?

– Я так и подумал поначалу, ждал затаившись. Дневального спросил, но тот от тумбочки ничего не слышал. Клебанов не спал, нога и живот болели, он слышал звуки в другом конце барака от полковничьего притвора.

– Казармы, – поправил Селезня Кобзон.

– Казармы. Виноват, товарищ старший сержант. Так вот, поднялся я и прошёл к председательскому закутку. Виноват! К притвору офицерскому. Раздвинул занавеску, нет полковника. Поднялся в потолочный люк, выглянул и увидел силуэт, уже вдалеке на гребне сопки. Командир, Батя. Кому ещё? Самоволки теперь организованные, по жребию, строем.

– Вернёмся, а?

– Разговорчики, младший сержант! Значит, так… Полковника найти и, чуть что, защитить. Разрешаю айкидо и каратэ… Впрочем, так поступим: новобранцы, юбки надели и на завалинку, а старослужащим в поиск – сыскать Батю и охранять. Вернёмся в лагерь, часовому три наряда не в очереди, на кухню топинамбур чистить. Ефрейтор Хлебонасущенский сам не управится, рука всё ещё болит.

– А-уда? В-опки ылы-уполу?

– Порученец, переведи.

– А куда? В сопки или под купол, командира искать?

– Ты, младший сержант, излагай слово в слово, не с арабского нам тут переводишь.

– Слушаюсь!

– Разделимся, трое со мной в деревню, трое с ефрейтором Селезнем в сопки. Что как там Батя, может же и у него быть зазноба из рыбачек. В деревне под куполом встречаться поостерёгся. Селезень, своих марух по домам отправите, в поиске – без блуда.

– Так может юбку можно здесь оставить, зачем она в сопках? – спросил Селезень.

– Оставляй. Сбор – как начнёт светать. По местам! А вы, шотландцы рядовые, юбки надевайте и на завалинку, девчонок там не портить. И не щупать. Петь всё время до рассвета, я слышу.

Он затаил дыхание. Мимо совсем близко прошли двое.

– А чего это старшой нас шотландцами назвал? Я – немец, ты – португалец.

– До хо-на му-чины шо-лан-цы ю-ки -осили.

– А-а, юбки. Свои наденем, как ближе к завалинке подойдём: шелестят противно. Подучишь в «крестики нолики» играть, я, жребий тянули, не выиграл. Роберто, собирались, уступил мне, у него с животом что-то, в нужник рванул.

– Угу.

– Ты целовался? На завалинке.

– Угу.

– Тебе просто, как с моими зубами? О, и у меня заурчало. Селезень говорил, заурчит, быть поносу. Знаешь, что это такое.

– Ди-аррея.

– Как? Ладно, Селезень земляк – знает.

Он подполз к месту, где стояли самовольщики, нащупал на песке свёрток, развернул. Юбка. Сплетена из «усов» корней островной ягоды. Селезню по колено. Поверх трусов на свиданку к жёнам рыбаков и к девчонкам деревенским надевают.

Смахнул слезу: «Отт-же стервецы, Батей прозвали. За командира, полковника держат, сами воинские уставные отношения возвернули, я пока приказа по колхозу не отдавал».

Он включил комлог и записал, стараясь проговаривать в диктофон без дрожи в голосе:

– Упрошу Президента Пруссии на базе взвода создать Вооружённые Силы государства. А пока суд да дело, посадим деревья – оставим после себя на острове рощу. А лучше сад поднять, яблони взрастить. На острове ни деревца, почему миряне не садят? Саженцы? Зяме заказать, завезёт из ЗемМарии, там в атомных парниках растут деревья, яблони в Форте и Рабате должны быть. На Марсе яблонь не вырастили, так на Земле снова зацветут. Ну, и, само собой, физическая, тактическая и боевая подготовка – в свободное от хозработ время.

Не заберут с острова, избы – не юрты с чумами – построим, из глины, блочные. Довольно Силычу самогонку гнать, блоки у меня лепить будет, с обжигом в печи и закалкой на ветру до звона. На растопку у мирянских рыбаков ворвань китовую на «Ягодную» сменяет, кораллов из НЗ выделю. Договориться истопнику поручу, у него в Мирном связи. Кстати, надо бы назначить его и тренером, взвод обучит своему стилю.

Колхозное правление отстроить, общагу хлопцам. Женятся на девчонках, даром, что ли песни на завалинке поют. Усадьбы им начнём возводить, хутора выделять. Дети пойдут…