Выручил большой холл, который теперь превратился в дровяной склад. Станислав Павлович, не слушая нытье Маргариты Семеновны, тащил в дом все деревянное, что попадало под руку, и складывал:

– Пригодится. Разобью потом.

Елена Ивановна только головой качала:

– Мы все за Станиславом Павловичем, как за каменной стеной.

Она действительно спокойно уходила на свои дежурства, зная, что Женька присмотрена сначала бабушкой, а теперь вот Станиславом Павловичем даже лучше, чем справилась бы она сама.

– Ну вот и славно, и работай спокойно. Мы справимся, Леночка.

А еще Станислав Павлович показывал, как делать коптилки и обращаться с ними.

Маргарита Семеновна снова капризничала:

– У меня и печь есть, и лампа хорошая, к чему мне ваши буржуйки и коптилки?

– Печь ваша много дров требует, а лампа много керосина. Экономьте, пригодится. Умней было бы и вовсе всем в одной комнате собраться и жить, или вон в кухне. Иван Трофимович со своими уже так и сделал.

– В кухне жить? А готовить где? Да и как всем в одной комнате?

Станислав Павлович только рукой махнул, не желая убеждать.

Коптилка оказалась приспособлением забавным. В бутылочку из-под бабушкиного лекарства Станислав Павлович вставил металлическую трубочку, сквозь которую протянул туго скрученную толстую нитку. Один конец этого фитилька едва виднелся над трубочкой наверху, а второй колечком свернулся в керосине внизу.

– Только осторожно, не уроните. Горючее.

Юрка поморщился:

– Что, мы маленькие, что ли?

И почти сразу, неловко повернувшись, чуть не опрокинул неустойчивую бутылочку.

Станислав Павлович принял меры, он нашел бутылочку пошире и пониже, а потом и вовсе где-то раздобыл части керосиновых ламп без стекла и фитилей.

Он вообще оказался на редкость добывчивым и практичным. Раньше Станислав Павлович с Иваном Трофимовичем часто играли в шахматы и спорили о мировой политике, теперь объединились, чтобы спасти своих домашних. Станислав Павлович не делал различия между собой и семьями Титовых, Егоровых, Бельских и даже Маргаритой Семеновной. А еще соседками из квартиры напротив, там все трое ушедших на фронт мужчин погибли, остались лишь две старухи и три женщины с малыми детьми. Немного погодя одна семья перебралась к родственникам в район Пискаревки, второй Станислав Павлович помог добраться в деревню, где тоже нашлось кому приютить, а в третьей семье и без того слабенькие мать и дочь долго не протянули. Но пока были живы, и Ирина Андреевна, и Станислав Павлович, и даже Женька с Юркой, как могли, помогали – отоваривали карточки, приносили дрова, подбрасывали еду, делая вид, что это выделенная помощь:

– А вы как думали, ведь ваши мужчины на фронте, государство вам помогает.

Но однажды к соседям зашла какая-то родственница, страшно удивилась «помощи», быстренько все разузнала и поведала, что никакой такой помощи не выделяют, ведь на фронт ушли почти из каждой семьи. На следующий день соседка принесенную еду брать отказалась:

– Нет, я знаю, что вы отрываете от себя.

– Не отрываем, Полина, это не последнее. Можешь прийти и проверить.

– Все равно не возьму.

– Возьмешь! – кричал Станислав Павлович. – У тебя девчонка прозрачная стала, сама едва жива. А мы пока еще в силах помогать. Бери, Полина.

Женька с Юркой подслушивали, прижавшись к входной двери соседской квартиры ушами. Дверь была ледяная, Женькино ухо замерзло, она на минутку отодвинулась, чтобы приложиться другим боком, и тут же получила удар открывшейся дверью по спине. Станислав Павлович буквально выскочил на лестничную площадку, Женька сжалась, понимая, что сейчас последует выговор за подслушивание, но этого не произошло. Мгновение Станислав Павлович соображал, а потом приказал:

– Ну-ка, молодежь, пригласить Аллочку к нам поиграть с Таней и Олей!

Аллочка маленькая, она ровесница Тане, в школу еще не ходила. С того дня так и повелось: утром Женька стучала в дверь соседской квартиры с приглашением Аллочки к ним «поиграть с Таней и Олей», девочка приходила, потом стала приходить и сама Полина.

Станислав Павлович стал непререкаемым авторитетом для всего дома, к нему шли за советом, за помощью и просто что-то узнать.

Однажды Женька задумалась: знают ли на Большой Земле, например в Москве, о том, что Ленинграду нужна помощь?!

– Юр, ведь нельзя же по радио переговариваться? Радио и немцы подслушать могут. А если приказ о наступлении отдать, тогда как? Чтоб внезапно для врага было.

Юрка не знал, то есть он помнил о телефонных проводах на столбах, Женька о них тоже помнила, но ведь город в блокаде, значит, никаких телефонных столбов быть не может, не станут же немцы пропускать через захваченную территорию связистов.

За разъяснениями отправились к Станиславу Павловичу.

Тот согласился, что проводов на столбах давно нет, но заверил, что наверняка есть какой-то подземный провод, не может не быть.

– Конечно, – обрадовался Юрка. – Тайный! Главное, чтобы немцы не догадались, где он зарыт. А то раскопают и подслушают.

Не было никакого тайного подземного провода, Ленинград оказался в кольце блокады слишком быстро, чтобы его успели проложить. Зато был… подводный, но знать об этом не полагалось не только немцам, но и любопытным ленинградцам, чтобы даже случайно, намеком не выдали тайну.