Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чесменское сражение. Художник И. К. Айвазовский.
В рескрипте от 3 сентября Екатерина отмечала:
Хотя мы и видим теперь, что морейская экспедиция не соответствовала своими следствиями мужественному от вас предпринятому ее отверстию, по причине сродной грекам трусости, легкомыслия и предательства, кои особливо под Модоном столько пакости причинили, однакож… и тут служит Нам к особливому удовольствию слышать от вас, что все под предводительством Вашим бывшие чины, от мала до велика, мужественно, ревностно и с крайней охотой исполняли долг истинных сынов Отечества…
После подхода второй русской эскадры под командованием Д. Эльфинстона и ссоры, которая произошла между двумя адмиралами, А. Г. Орлов принял командование объединенной эскадрой на себя. Это была вполне оправданная мера: хотя морского опыта он не имел, он был в тех условиях единственным авторитетом, который мог обеспечить должную координацию действий. При этом плачевные результаты действий на суше заставляли графа внимательнее относиться к мнению моряков. Результаты не заставили себя ждать: Чесма принесла не только почетное имя «Чесменский» главнокомандующему, но и то, с завоевания чего нужно было начинать, – господство русского флота на море.
Однако наученный горьким опытом, Орлов теперь не связывал особых надежд с восстанием христианских народов (хотя поддержка вспыхивавшим то там, то здесь восстаниям оказывалась), уделяя особое внимание морской блокаде турецкого побережья. В его письме Екатерине не чувствуется никакой эйфории: «Прискорбно мне, Великая Государыня, что я не могу, и впредь надежды не имею, поздравить Ваше Величество с сухопутною, равною морской, победою… ныне же не остается мне другого, кроме как стараться запереть подвоз в Царьград и стараться еще, если можно, возместить государству издержки, употребленные на сию экспедицию».
После Чесмы встал вопрос о дальнейших действиях флота. Некоторые историки, в том числе такой крупный знаток событий, как Е. В. Тарле, говорят о намерении Орлова форсировать Дарданеллы. Наоборот, иностранные историки, начиная еще с Рюльера, упрекают его за то, что он не двинулся на Константинополь. Однако упреки эти несостоятельны. Действительно, вариант с выходом в Дарданеллы – Мраморное море – Босфор – Черное море после Чесмы обсуждался, но инициатором этого плана был не Орлов, а моряки. Особенно усердствовал Д. Эльфинстон, его поддерживали и Грейг со Спиридовым. По их мнению, действовать следовало немедленно, используя внезапность и не принимая в расчет плачевное состояние эскадры, которое-де этой внезапностью компенсируется. Орлов имел мужество не пойти на поводу у моряков и не обольщаться тем блестящим триумфом, которого они только что достигли.
Действительно, русских на эскадре было относительно немного, среди них – немало раненых и больных. Те местные жители, которых приняли на корабли, не имели ни выучки, ни опыта, ни дисциплины, и, как показали недавние события, положиться на них было невозможно. Если бы даже флот прорвался сквозь огонь береговых батарей в Дарданеллах, у него вряд ли бы хватило сил на эффективные действия против хорошо укрепленного с моря Стамбула; о действиях против него на суше с такими силами и речи идти не могло. Так что с военной точки зрения этот достаточно авантюрный план ничего не давал, и то, что «это было бы не только коренное решение вопроса данной войны, но, может быть, и Восточного вопроса вообще», представляется крайне маловероятным. Рискнув, можно было потерять все достижения, и Орлов на этот риск благоразумно не пошел.
Чувства, вызванные этой победой, А. Г. Орлов ярко выразил в письме брату:
Государь, братец, здравствуй! Скажу тебе немного о нашем плавании: Морею принуждены были оставить, зажегши везде огонь; со флотом за неприятелем пошли, до него дошли, к нему подошли, схватились, сразились, разбили, победили, поломали, потопили и в пепел обратили.
Граф А. Г. Орлов после Чесменского боя. Неизвестный художник.
Зато осуществить блокаду Дарданелл было вполне реально. 28 июня флот вышел из Чесмы и двинулся к проливу. Орлов хорошо учел действенность этой меры: в Египте и Сирии вспыхнули восстания, лишив Стамбул подвоза хлеба по суше; морская блокада, будь она успешна, могла довести турецкую столицу до голода. 15 июля блокада была установлена. Эта задача была возложена на Д. Эльфинстона, который возглавил эскадру из трех линейных кораблей, двух фрегатов и нескольких транспортов. Сам Орлов со Спиридовым позаботились найти для русского флота базу, которая могла бы стать опорой для длительной блокады. Выбор его пал на остров Лемнос. Он был расположен поблизости от Дарданелл, и обладание им сулило большие тактические выгоды. Поэтому на остров был высажен десант в 500 чел., который при поддержке флота приступил к осаде главной крепости острова – Пелари (Литоди). Турки не были расположены к сдаче, это демонстрирует длительность сопротивления. Осада началась 19 июля, и только к 25 сентября гарнизон «дозрел» до капитуляции. Впрочем, капитулировать не пришлось, и виноват в этом был Д. Эльфинстон.
5 сентября он отплыл от Дарданелл к Лемносу, то ли повинуясь приказу Орлова, вызвавшего его к себе, то ли самовольно оставив свой пост для выяснения отношений с главнокомандующим. Он отправился на самом большом корабле русской эскадры, «Святославе», который и потерпел крушение 7 сентября на Восточном лемносском рифе. Эльфинстон для спасения корабля затребовал все крупные суда своей эскадры и этим фактически снял блокаду Дарданелл. Турки немедленно воспользовались этим просчетом и на 22 судах, конвоируемых несколькими галерами и полугалерами, перебросили на Лемнос подкрепление численностью примерно в 3,5–5 тыс. человек. Русским пришлось спешно покинуть остров (и это в тот самый день, когда гарнизон Пелари уже готов был подписать капитуляцию!), снять вооружение со «Святослава» и сжечь сам корабль и искать себе другую базу, уже не заботясь об удобстве блокады.
Таким образом, лемносская операция флота закончилась неудачей во многом благодаря роковому стечению обстоятельств. Орлов обвинил в неудаче Эльфинстона, который был отправлен в Петербург, а на его место назначен Грейг. Однако свою часть вины несет и главнокомандующий, который уже неоднократно сталкивался с амбициями и строптивостью англичанина, но тем не менее дал столь ответственное поручение человеку, чей план операции в этих местах был отвергнут и которого в силу этого грызло уязвленное честолюбие!