Да, мысль о том, что им было мало просто моей смерти, меня не слишком порадовала, и мой план обрел очертания и смысл.

– Что тебя гложет?

Надо же, он понял, что я что-то задумала.

– Видите ли… я хотела попросить вас о личном одолжении.

Он фыркнул:

– Я второй день у тебя золотая рыбка на посылках. Одним личным одолжением больше, одним меньше… Говори.

– Давайте съездим туда, где сейчас моя свекровь.

– Зачем?! А, вот оно что. Хочешь ей показаться во всей мертвецкой красе?

– Ну, да! Вы представляете, как это будет смешно?

– Тетка может с перепугу и в ящик сыграть.

– Она крепкая, у нее даже давление никогда не повышается. Ну, давайте сделаем это, очень хочется! Когда еще такой случай представится! Я уверена, будет ужасно смешно.

– А давай. – Он вдруг хлопнул ладонью по рулю. – Гулять так гулять, давай поедем, сделаем смешно. Конечно, ужасного в этом будет гораздо больше, чем смешного, и тем не менее задумка мне нравится. Как ты хочешь это сделать?

– Это зависит от того, где она сейчас находится.

– Она у себя дома.

– Тогда все отлично, она живет на первом этаже.

Тихо смеясь, он развернул машину, и мы поехали по плотине.

– Ты сумасшедшая, знаешь?

– Зато весело. Как получилось, что всем этим занялась полиция?

– Я Ольге рассказал, и она, не называя, конечно, меня, рассказала их кренделю из службы безопасности, а он дунул в полицию. Я кое-что Ольге для них передал, чтобы они могли это дело довести до конца, не упоминая обо мне.

– А что ты передал?

– О, это прогресс – ты назвала меня на «ты». Двое суток потребовалось. – Мирон притормозил на светофоре. – Сейчас главное, чтобы нас не тормознули, будет на твоей совести рухнувший в обморок гаишник.

– А ты езжай осторожно. Так что ты передал полиции?

– Записи бесед – я-то голос менял, а свекровь твоя и супруг – не стеснялись особо. Ну и купюры, от нее полученные. Там ее отпечатки и ДНК, она пальцы слюнявила, пересчитывая. Видеть она меня не видела, деньги передала в пакете в парке в условленном месте, так что мусора сейчас мигом подставят своего человека, глаз возьмут в морге…

– Скажи мне… а то, что ты не выполнил заказ, а, наоборот, сдал заказчика – это ничего?

– Ничего. Диспетчер – я, и все заказы идут через меня. Я этот взял, потому что уезжать не надо, я с некоторых пор неохотно уезжаю из города и вообще отхожу от дел, а тут такой простой заказ… кто же знал, что все так обернется. Цепляй эту штуку обратно на лицо, подъезжаем.

Я достаю из кармана восковую нашлепку, изображающую кровавую дыру, и прикрепляю ее на глаз. Если не знать, что это фальшивка, вид натуральный. Я понимаю, отчего шарахались и падали в обморок граждане полицейские.

– Когда Константин Николаевич пришел в кабинет и стал расспрашивать о моем предполагаемом убийстве, я очень удивилась. Но потом пришла Ольга и объяснила, что мне нужно рассказать ему все, что ты так велел. Ну, я и рассказала, что знала, но о тебе ни-ни.

– Оля мне сообщила. Ты была очень осторожна, ей это понравилось. Ты с Олькой дружи, она тебе опорой будет не раз. И ей верный человек нужен, а ты как раз такая.

– Откуда ты ее знаешь?

– Она и есть та первая цель, которую я оставил в живых, а вместо нее вальнул заказчика. Нас нанял ее убить один богатый сукин сын, Олька много знала о его делах. И сам поперся с нами – алиби ему понадобилось, ну и узнать, как много она раскопала и кому еще могла рассказать о его мутках. План был такой – он на виду у всех входит в подъезд, сидит у нее в квартире полчаса, потом выходит и делает так, чтобы как можно больше народа видело, как он вышел, а Олька в это время падает из окна. И он ни при чем, всех собак на нее можно повесить. Но у него был другой план – мы выходим от Ольги, садимся в машину, и она взрывается. Понимаешь? Мы ее выбрасываем из окна, а он нам взрывное устройство под бак. Олька это поняла и сказала нам, мы с напарником обыскали его – точно, взрывное устройство в кармане. Ну и все. С тех пор Олька мне друг.

– Ты ей благодарен. А меня почему ты не убил?

Он долго молчит, и я молчу. Я знаю, что ему трудно со мной об этом говорить, но он должен сказать, я хочу знать.

– Еще несколько лет назад убил бы. – Он вздохнул. – А потом встретил Ольку… и других людей. Хороших, настоящих. Друга встретил. Он такой же, как я, а может, и пострашнее меня будет. Да что там – «может», у него внутри такой зверь в клетке сидит, что лучше ему так в клетке и оставаться. Но он пришел к людям, и они приняли его такого, как есть, и он рядом с ними стал самим собой… Нет, ты не поймешь, ну да ладно. И тут этот заказ. Я ходил за тобой, смотрел, как ты с жизнью прощаешься, а эта бабища, свекровь твоя, придумала насчет глаза, значит. И муж твой тоже красавец – надо, чтобы были доказательства, мы вам не лохи какие-то! Ну а потом на крыше ты за мою руку ухватилась, чтобы встать – а ручонка тонкая, все косточки чувствуются, сожми – и треснут, сомнутся… но ты не боялась меня, ничего не боялась. Я видел. И когда ты начала нести ахинею о том, чтобы стать русалкой… в общем, понял я, что очень большой грех – убивать такую. Есть некая грань, понимаешь, и если перешагнешь ее – человеком быть перестанешь. У каждого из нас она своя, эта грань, и пока она есть, до тех пор ты чувствуешь себя человеком, хоть и спе-цифическая работа у тебя, а если она пропадает, все, пиши пропало. Вот ты для меня стала такой гранью. Я всегда интересуюсь, за что надо убить человека, это мое условие – знать, за что. Один ребенка убил и избежал наказания, и ему мстят, другой еще что-то, а тут была просто жадность двух подонков.

– То есть ты меня пожалел?

– Не тебя даже. Я подумал, что мир без тебя потеряет нечто хорошее. То, что делает его местом, пригодным для жизни. Ты что-то там пищала, молола всякую чушь, а я уже знал, что не убью тебя, понимаешь? И не убил.

– Ясно.

Мы молча сидим в машине, и у меня такое чувство, как в детстве, когда нас с Петькой застала в лесу гроза, и мы залезли под корни большого дерева – там будто пещера была вырыта, мы сидели там, а гроза бушевала над нами, и было такое ощущение, что нет и не будет у нас никого ближе, чем мы друг другу. И вышло, что в жизни не было у меня никого, кроме Петьки, и когда он женился на Светке, я сознательно отдалилась от него, потому что не понимала, как мой Петька – хороший человек и брат – мог жениться на такой хабалке. Он и сам, наверное, не знал, но родилась Тонька, и он к ней прикипел всем сердцем. Но даже ради племяшки я не могла смириться с тем, что Петька живет в одной квартире с этим существом – вечно орущим, вечно недовольным, вечно голодным и готовым к атаке. Хотя, конечно, я его переплюнула с мужем. Светка, по крайней мере, не заказывала убийство Петьки.

Я сижу в машине с человеком, который держит мою жизнь в своей руке – но держит осторожно, словно птицу.