— Да уж понятно, — согласился Эндрю. — Но если вечером сумеешь вырваться, то мы собираемся у Питера.

Пол кивнул, развернулся и неторопливо зашагал прочь.

Но стоило оказаться за пределами видимости, как он рванул со всех ног. Свернул с асфальтовой, в выбоинах, дороги и помчался напрямик по узкой тропке между кустами.

Мчался он до самого дома.

vii

В дом Пол проник неслышной тенью. Как и все мы, он умел замечательно таиться. Мать была на кухне, стояла у раковины. Пол беззвучно проскользнул мимо кухонной двери. Он заметил, что хотя руки у матери по локоть в мыльной воде, но посуду она вовсе не моет. Вместо этого таращится прямо перед собой — в окно, выходящее на лужайку. Полу даже почудился всхлип, но он слишком торопился в ванную, чтобы выяснять, так ли это. Без каких-либо проблем он поднялся по лестнице.

Заперев за собой дверь ванной, Пол быстро разделся. Из многочисленных карманов он вытряс припасы и снаряжение. Рывком выдернул ремень из шорт. Стянул майку. Все грязную форму: рубашек, майку, шорты и трусы — он бросил в плетеную корзину для белья. Залез в ванну и лишь тогда открыл краны.

Звук воды, шелестящей по старым свинцовым трубам, известил мать Пола о возвращении сына. Она подошла к лестнице и крикнула:

— Это ты?

— Привет, мам, — отозвался Пол.

— Молоко будешь?

— Да.

— Повидал своих друзей?

— Повидал, мам.

Она что-то еще крикнула, Пол не разобрал.

— Что?

— Я говорю, что рада!

На лестнице стало тихо.

Ванна наполнилась до середины, и Пол принялся горстями плескать воду на пыльную голову. Не открывая глаз, он протянул руку за шампунем в пластмассовом флаконе-груше. Прозрачная оранжевая жидкость сиропом полилась на ладонь. Через несколько секунд Пол превратился в водяного демона с пеной вместо головы. Куском глицеринового мыла, которое всегда покупала мать, он повозил под мышками и вокруг маленького пениса. Полу больше нравилось жирное мыло марки «Империал летер», которым он как-то мылся дома у Эндрю. Мыло было гораздо более дор.

«Дор.» означало «дорогой».

Даже сквозь бульканье крана Пол уловил тяжелую поступь матери по ступенькам. Он вдруг слегка задрожал. Мать шла в его комнату, находившуюся напротив двери в ванную.

— Я поставила тебе на стол, — крикнула она, выходя. — И еще шоколадные таблетки для желудка.

— Спасибо, мам.

Пол обратил пенис в стегозавра, одной рукой вытянув крайнюю плоть, а другой веером расправив мошонку. Он зажал крайнюю плоть и пустил струйку, кожа раздулась зрелой маковой бомбочкой. Он позволил бомбочке разорваться, и желтоватый ручеек заструился по плоскому животу.

Оба трюка показал ему Эндрю, когда Пол в последний раз ночевал в Стриженцах. И после того как Полу разрешили принимать ванну за закрытой дверью, эти фокусы стали ритуалом. Еще Эндрю зажимал крайнюю плоть между указательным и большим пальцами и заставлял ее разговаривать — жеманным ротиком. Но Полу этот трюк не понравился, и он не стал включать его в свой ритуал.

— Давай, — чирикала пиписька Эндрю. — Если я могу, ты тоже сможешь.

С тех пор Пол открыл для себя еще несколько вещей. Его пенис научился набухать и подниматься по собственному желанию. Кроме того, он умел, если хорошенько потрудиться, выделять слизь.

Двумя волнами Пол смыл мочу с живота. Прополоскал волосы. За цепочку вытянул затычку.

Выбравшись из ванны, он сдернул с сушки грубое белое полотенце.

На торцевой стене висело зеркало в человеческий рост. Пол иногда стоял перед ним голяком, спрятав пенис между ног.

Лобковый бугорок покрывал пушок редких золотистых волос. Иногда, в определенном освещении, он напоминал сахарную вату. И совсем не напоминал густую курчавость, что росла на голове. Скорее — редкие прядки под мышками.

«Вот так, — думал Пол, — я бы выглядел, если бы был девчонкой».

Полу всегда становилось не по себе от собственного девчоночьего вида. Даже золотистый пушок на лобке не спасал.

Когда ему хотелось сосредоточиться на срамных местах, он, сунув пенис между ног, садился и ладонями стягивал кожу на лобке двумя параллельными холмиками-гребнями. Он рассматривал свою рукотворную вульву и удивлялся.

Но сегодня Пол ничем подобным не занимался. (Точнее, после сегодняшнего дня Пол никогда больше этим не занимался, совсем никогда.) Вместо этого он подошел к двери и тихонько позвал:

— Мама?

Но он не ошибся — она уже спустилась на первый этаж Пол приоткрыл дверь ванной, выглянул, в два прыжка пересек лестничную площадку и шмыгнул к себе в комнату. Там он быстро достал из комода чистые майку и трусы. Пол так спешил, что натянул белье, не удосужившись как следует вытереться. Затем он взял стакан молока, на цыпочках вернулся в ванную, заперся, включил воду, вылил молоко в раковину и тщательно смыл с фаянса белые капли.

Единственную настоящую вульву Пол видел лишь однажды — у своей маленькой кузины, которую его родители как-то раз взяли с собой на пляж в Корнуолле. Эмили ненавидела купальник, так что ей разрешили разгуливать голышом. Кузен девочку пугал и интриговал, пару раз Эмили решилась подобраться к нему, чтобы показать добычу — ведерко с рыжими водорослями и крабью клешню. Пол изо всех сил пытался сосредототочиться на подношениях кузины, а не на ее промежности.

Команда неоднократно пыталась подбить Мэтью, чтобы тот раскрутил Миранду раздеться при них. Но Мэтью страшился связанного с этим унижения, Отчасти из-за Миранды, но по большей части из-за себя. Дома он постоянно видел ее наготу, и его тревожило, насколько ее тело похоже на его собственное. Мэтью не желал, чтобы эта похожесть стала достоянием остальных. Он боялся, что другие станут хуже о нем думать. Если бы Миранда полагала, что, обнажившись, сумеет проникнуть в Команду, она с охотой и готовностью позволилa бы использовать свое тело для научного исследования. Впрочем, и ее тоже снедало любопытство. Особенно в отношении Пола.

Убедившись, что следов от молока в раковине не осталось, Пол отнес стакан обратно в комнату. Делать ему было нечего, он упал на затянутую желтым покрывалом красную деревянную кровать, и его тотчас сграбастала скука. Родители свозили его в Лондон в большущий магазин и помогли выбрать то, что он хочет. Но только то, что он хотел, не продавалось в магазинах, куда его водили родители. Пол хотел, чтобы у него с потолка свисали «Спитфайры», «Харрикейны» и «Мессершмиты» — как у Эндрю. Пол хотел шкафчик с коллекцией минералов, разложенных по спичечным коробкам — как у Питера. Пол хотел противогаз, оленьи рога, чучело лисицы и латунную кровать — как у Мэтью. В большущем лондонском магазине Пол ненадолго пришел в восхищение от всей этой пластмассы и стекла, от простых форм и основных цветов. Но когда Команда впервые собралась у него, то всеобщая неловкость была очевидна. Комната Пола выглядела слишком современно: она не имела ничего общего с Войной. Они ее возненавидели. Они редко сюда приходили. Собрания Команды устраивали у других.