Но вдруг чувство смутной тревоги, ощущение опасности словно сжало ее плечи, девочка замерла на пороге. Такое чувство бывает, когда, идя домой из школы, встречаешь впереди шумную компанию дворовых парней, а обойти их негде. Или когда выносишь мусор и внезапно у бака бродячая собака бросает объедки и решительно направляется в твою сторону, низко склонив голову. Или когда встаешь на табурет, чтобы достать книгу с самой верхней полки, поднимаешься на цыпочки, и в этот момент нога соскальзывает в пустоту.

«Что это, откуда?!» – испуганно думала девочка, озираясь по сторонам. У стены она заметила неподвижно стоящую фигуру. Отвратительного вида бродяга скалил в усмешке гнилые ломаные зубы, глядя на нее из-под низко нависших кустистых бровей. Его кожа была покрыта прыщами и шрамами, на голове виднелись коросты. На нем была ужасно грязная и потрепанная одежда, прошитая какими-то рваными ленточками, торчащими то тут, то там, так что было даже непонятно, что это – рубашка, или свитер, или пиджак. Он медленно оторвался от стены и направился к девочке, источая ужасающий запах гнилого мяса и помойного ведра. Маша почувствовала, что сейчас потеряет сознание.

– Отвяжитесь, – буркнула она и шмыгнула в дверь «Вкусняшки», надеясь, что страшный бродяга не решится последовать за ней, а если решится – его выгонят оттуда.

Она так торопилась прочь от бродяги, что влетела в корчму, не разбирая дороги, сдвинула аж три тяжелых деревянных лавки. Те прочертили след в густом настиле из опилок, подняв облако пыли. Трепка в ужасе воздел руки.

– Ничего, я приберу, – пробурчал кто-то за Машиной спиной. Та повернула голову и отшатнулась. Прямо за ней стоял бродяга. Он легко подвинул лавки и принялся ровнять пол граблями.

– Ну вот и с Чуней познакомилась, – ласково пропел Трепка. – Ничего, работа у вас разная. Чуню до посуды допускать нельзя – гости кушать брезгуют. А вот комната для прислуги у нас, к сожалению, одна. Каждый свободный угол гостям сдавать стараемся, не до жиру.

Он провел девочку по коридору, такому же узкому, как в квартире Смельчаковых, но более обшарпанному, и показал грязный закут без окна. Там стояла двухэтажная кровать. Матрас на верхней койке был скатан, нижняя же койка терялась под горой дурно пахнущего тряпья.

– Внизу Чуня спит, – развел руками хозяин. – Ты можешь наверху устраиваться.

– А может, я на улице лучше посплю? – содрогнулась Маша.

– Никак нельзя на улице, – вздохнул хозяин. – Во-первых, там росомахи. А во-вторых, Управление Погодой дверь Заклинанием запечатало. Не выйти тебе, пока они не разрешат. Ну если Чуня храпеть будет, можешь в кухне переночевать, конечно. Оно и удобнее – раньше вставать будешь и сразу за работу приниматься. Вот только крысы спать мешают. Они не агрессивные здесь, спасибо Заклинанию покоя, но мешают…

Маша поняла, что ей не так повезло, как она надеялась. Еще в большее отчаяние она впала, когда ей показали рабочее место. Кухня была длинной и узкой, округлой, как труба. Тумбы и плита стояли вдоль одной стены, вдоль другой следовало протискиваться. Все припасы и кухонная утварь хранились в огромных сундуках и на нижних полках тумб. А над ними была устроена дорожка для посуды. Следовало крутить огромный валик, чтобы дорожка ехала и аккуратненько везла глиняные кружки и тарелки. Мойка и помойное ведро располагались у самой дальней стены. Маша с Трепкой шли к мойке минуты три, как показалось девочке, и весь этот путь по всей длине дорожка была уставлена немытой посудой. Сама мойка была огромной жестяной ванной, доверху забитой посудой. Возле нее резвились два чумазых мальчика, семи и пяти лет. Вместо привычного для Маши крана тут был рычаг, как на колонке, и старший мальчик подпрыгивал и вис на нем, поливая посуду ледяной водой. Вода брызгала во все стороны и попадала на младшего, отчего тот визжал, и оба заливались хохотом.

– Вот видишь, – укоризненно сказал Трепка, награждая обоих мальчиков легкими подзатыльниками, от которых те только захихикали. – Собственных детишек, наследников, на эту работу ставлю, когда беспризорников нет. И ничего, справляются, как видишь.

У Маши отвисла челюсть. Ей-то показалось, что посуду тут не мыли месяц, не меньше. Как же выглядит кухня, когда они не справляются?

– У нас хорошо, у нас воды много, к нам первым попадает прямо из скважины, – хвастался Трепка, подхватывая под ручки небольшой, но объемный мусорный бак. – Одна беда – холодная только. Нам до ветряков добраться трудно, а сколько электричества надо? Вот. Привыкай. Воду лей, не жалей, чтобы чисто и быстро. Сейчас после ужина все помоешь – и можешь в этой ванне спать, если хочешь.

Он потащил мусор, а Маша осталась возле ванны с горой посуды. Мальчишки убежали следом за папой, а девочка все глядела в ужасе на покрытые жировой «наледью» тарелки и обгорелые противни да на мутную стоялую воду, в которой они плавали. Очнулась она только, когда Трепка принес обратно бак.

– Ты мыть собираешься или нет? – возмутился он. – Вот тряпки, вот мыло. Начинай. Я электричество через пять минут выключу.

Он зажег толстую серую свечу и бережно поместил ее внутрь четырехугольного фонаря, висящего на стене.

– Не успеешь домыть, свечи еще есть в столе у плиты, – объяснил он. – Ну хоть до утра-то вымой все, а? Только, когда спать ляжешь, огонь не оставляй. Пожар на нижней круглице – смерть всему городу.

Он ушел спать. Маша нажала на рычаг, полила водой верхнюю стопку тарелок, намылила коричневым мылом старую скользкую тряпку и принялась за дело. Уже через несколько попыток она поняла, что без проточной воды вымыть все это нереально. Она повесила большую чугунную сковороду ручкой на рычаг, чтобы вода лилась все время, но легче не стало. Жир от холода твердел, и вода скатывалась по его поверхности хрустальными бусинками. Руки начало ломить так, что Маша заплакала. На ее замерзших, покрытых жиром пальцах болталось кольцо Андрея. Оно было слишком большим и очень теплым. Девочка подумала, что кольцо лучше снять. По старой привычке, сняв кольцо, поднесла его к глазам. Андрей не спал, он стоял на самой верхушке Маяка, и мимо него проносились тени Ночных Птиц.

– Что случилось? – сразу спросил он. – Ты же вроде спать легла.

– Меня разбудили, арестовали за бродяжничество и отправили на исправительные работы, – пожаловалась Маша. – Я должна до утра перемыть просто невероятную гору посуды! А вода только холодная из колонки и мыло такое плохое. Прямо не знаю, что делать.

– А сбежать?

– Свисток забрали. Вроде, говорят, если подлинный, он должен вернуться. Да даже если и вернется, какой смысл? Я представить себе не могу, куда пойти и что делать. Мне бы поспать под крышей для начала хотя бы. Постой, как ты воду в колонке грел, когда я голову мыла, помнишь? Можешь научить?

– Да ничего сложного, я же Шаман, вода слушается меня, как хранителя стихий. А вот что тебе делать…

– Спасибо! – Машу осенило, да и кольцо уже начало жечь. – Андрюша, спасибо тебе огромное! Я поняла!

Она помахала кольцом в воздухе, чтобы немного его остудить, потом снова надела на палец. Маша постаралась вспомнить все, что когда-либо знала о хранителях стихий, начиная со своих приключений в Как-о-Думе. Для начала ей нужен был хранитель стихии воды. Тот нашелся быстро – да он и не прятался особо. Толстый, покрытый жиром увалень сидел под ванной в большой стоячей луже и пускал пузыри, был он размером с Машину ладонь.