В Париже посол Чернышев неустанно приводил своим собеседникам те же аргументы. Пока шел обмен мнениями, претворялся в жизнь проект созыва мирного конгресса. Россия, все так же выступая за продолжение военных действий, не возражала против него, считая, что после окончания войны сможет защищать свои территориальные претензии. А в первую очередь она добивалась не получения Восточной Пруссии или Гданьска, но изменения границ Украины, что вызывало резкие возражения у поляков. Для достижения этой цели России была необходима поддержка Франции, что объясняет умеренность императрицы в ходе мирных переговоров, начатых Францией. После долгих сделок и торга с Англией Версаль поневоле признал их провал, в то время как Шуазёль обратился к Испании для подписания с ней Фамильного пакта в августе 1761 года.

Констатируя неудачу Франции, Елизавета предложила королю заключить договор, не включая в него Австрию, обещая оказать давление на Англию, чтобы та принимала во внимание французские интересы в колониях. В качестве платы за такое содействие Россия просила поддержки Франции в своих «украинских притязаниях». Предложение подходило Шуазёлю, но не отвечало чаяниям короля, о которых министр не знал – все тот же «секрет»! – воплотившимся в призывы к осторожности. Король напомнил, что предоставление России права расширить свои территории за счет Украины вызовет недовольство Турции и обеспокоенность Польши. Он ясно дал понять: отношения с Россией для короля Франции значат меньше, чем реакция его давних союзников из Константинополя и Варшавы. Но если настоящий союз с Россией и не стоял на повестке дня, то развитие торговли между двумя странами, напротив, рассматривалось благосклонно. Однако и здесь короля больше всего интересовала не сама Россия, а возможность вытеснить Англию из торговых отношений с ней, в которых она занимала очень важное место. Весной 1760 года Петербург и Лондон вступили в переговоры, направленные на заключение нового торгового договора, которому Франция хотела помешать. Петербург выступал за англо-русский договор, который не препятствовал бы заключению подобного соглашения и с Францией. Шуазёль решил продолжить переговоры, и зимой 1761 года был готов текст договора, включавший также статью о свободе морских передвижений. Этот текст ожидал подписания императрицей и потерял актуальность с ее смертью.

Оставалась проблема военных действий, возобновления которых так надеялась избежать Франция в 1761 году. Но Вена и Петербург настаивали на разгроме Фридриха II, и Франции пришлось уступить. Последняя кампания Семилетней войны отмечена неожиданным поведением всех противников. Вопреки обычаю, Фридрих II проявлял нерешительность, но не менее странным было и совсем не воинственное настроение его врагов. Бутурлин и Лаудон, командующие русской и австрийской армиями, даже не думали воспользоваться колебаниями Фридриха II и спорили о наиболее верной стратегии, вместо того чтобы идти на Берлин, что позволило пруссакам укрыться во Вроцлаве. И снова конец колебаниям положила кончина императрицы.

Эта смерть, так давно всеми ожидаемая, кардинально изменила ситуацию. Императрица всегда с опаской относилась к решениям, принимаемым ее наследником. Она была права. После ее кончины проблема перестала носить военный характер и определяться позициями каждой из армий, она стала политической, связанной с личностью того, кто унаследовал трон Романовых.

Елизавета назначила своим наследником племянника, Петра Гольштейн-Готторпского. Она попыталась подготовить его к роли, которую ему предстояло играть, но очень скоро поняла, что ее выбор ошибочен и Петр не обеспечит преемственности ее политики. Петр был восторженным поклонником Фридриха II. К тому же он не считал себя русским, ему не нравились ни страна, ни культура, ни религия, к которым ему следовало приспособиться. Он ждал своего восхождения на трон, чтобы изменить Россию и приблизить ее к столь любимой им Германии. Императрица увидела пропасть между его личностью и страной, которой он должен будет управлять. Она знала его слабые стороны: великий князь обладал посредственным умом и отличался инфантильностью. Он являлся противоположностью своей супруги. Елизавета также поняла, что брак его непрочен. Петр знал о беспорядочной жизни Екатерины, мирился с ней, но мечтал избавиться от этой сильной женщины. Он лелеял мысль о русской традиции заточать надоевших жен в монастырь. Итак, Елизавета чувствовала, что будущее непредсказуемо. Да, после рождения у наследной четы сына Павла она какое-то время подумывала отлучить несчастного Петра от трона в его пользу и доверить управление страной регенту. Но в итоге отказалась от этой идеи. И беспокойство снедало ее до последнего дня.

Елизавета начала долгую войну, толкаемая ненавистью к Фридриху II, но также сознанием опасности, которую представляло растущее могущество Пруссии для европейского равновесия и безопасности России. В ее политических представлениях к этим никогда не покидавшим ее антипрусским и «антифридриховским» настроениям добавлялось глубокое влечение к Франции. Она любила ее язык, цивилизацию, восхищалась ее международным статусом. Франция была великой европейской державой, страной, которая служила образцом и диктовала свои правила. По убеждению Елизаветы, государственные интересы России совпадали с интересами Франции. Она также помнила о политике своего отца, который хотел скрепить дружбу двух стран брачным союзом и потерпел неудачу, потому что в то время Россия не представляла для Франции особого интереса.

Елизавета желала возродить замысел великого императора сблизить эти страны, но, как и он, она столкнулась с недостаточным уважением Франции к России. Несмотря на свое усиление, империя Романовых значила в глазах короля Франции меньше, чем его традиционные союзники – Польша, Швеция, Турция. Россия не беспокоила Францию, она оставалась для нее страной, далекой от европейского порядка, даже несмотря на то, что две большие войны, потрясшие после 1740 года этот порядок, – война за австрийское наследство и Семилетняя война – позволили России укорениться в европейском пространстве. Новое место России в Европе, которого она добилась благодаря упорству Елизаветы, так и не было окончательно понято и признано в Версале. В течение всего описанного периода удержание России на периферии Европы являлось неизменной составляющей политических концепций и решений Франции, а также одной из задач своеобразной организации под наименованием «Королевский секрет».

5 января 1762 года 34-летний Петр Гольштейн-Готторпский, наследник, выбранный императрицей Елизаветой, предстал перед армией в качестве нового императора. Его приветствовали без большого энтузиазма, но, тем не менее, он был коронован как царь Петр III. В конечном счете он являлся внуком Петра Великого. На трон взошел Романов мужского пола, наследование по мужской линии восстановилось, казалось, все встало на свои места. Да, новый император не пользовался популярностью, его детские игры с батальоном голштинцев и казарменные вкусы вызывали удивление. Однако его правление началось под благоприятной звездой, поскольку в своем февральском манифесте (о вольности дворянства) Петр III освободил дворянство от обязанности государственной службы, которую навязал ему Петр Великий. К этому решению, принесшему ему благодарность дворянства, добавились упразднение Тайной канцелярии, которую посол Англии по силе внушаемого ею страха сравнивал с испанской инквизицией, и смягчение отношения к староверам. Последние до сего момента подвергались преследованиям, а теперь у них появилась возможность либо вернуться в Россию, либо попросить землю, позволяющую им вести достойное существование в Сибири. Государственные мужи, сосланные в предыдущее царствование, – Миних, Бирон, Лесток и некоторые другие – могли наконец покинуть места ссылки. Не означало ли это начало правления умеренного царя?