В то же время столь мудрым мерам противоречат решения, вызвавшие возмущение общества. Открыто враждебное отношение к государственной церкви, которой Петр III с самого начала выражал презрение оскорбительными жестами. Реформирование русской армии по образцу прусской в том, что касается обмундирования, шагистики и фрунта, заимствованных у войск Фридриха II. Двор также должен следовать немецкой моде и правилам этикета; все чисто русское в одночасье запрещено. Нескольких недель хватило, чтобы новый император потерял всякую поддержку.

Но самым страшным было другое – пренебрежение русскими национальными интересами ради интересов Пруссии. После Кунерсдорфского сражения Фридрих II понимал, что война им проиграна, несмотря на то что Бутурлин не спешил воспользоваться преимуществом, которое поражение Пруссии принесло русской армии. Восшествие на престол Петра III возродило надежды прусского короля. Он незамедлительно передал ему свои поздравления через посла Англии. Воронцов заявил: «Мы желаем мира, но для его заключения нужно действовать совместно с союзниками». Петр III, проигнорировавший его слова, решил приступить к мирным переговорам с посланником Фридриха II бароном Гольцем незамедлительно. Еще до начала переговоров, не проконсультировавшись с союзниками, русский император сделал множество дружественных жестов в адрес Фридриха II, в частности освободив и отпустив по домам более 600 прусских офицеров и солдат. Затем он направил австрийской императрице угрожающее послание, «настоятельно советующее» ей заключить перемирие с королем Пруссии и начать переговоры о мире.

Фридрих II разрешил своему полномочному послу уступить России Восточную Пруссию, если император того потребует, ради скорейшего заключения мирного соглашения. К великому удивлению барона Гольца, его собеседник говорил лишь о своих дружественных чувствах к Фридриху II, демонстрировал кольцо, украшенное портретом короля Пруссии, и оставался безучастным к конкретным примирительным предложениям, с которыми пришел к нему Гольц. Петр сказал барону, что не только не собирается требовать Восточную Пруссию, но и намерен вернуть Фридриху II все завоеванные Россией территории. Он также предложил королю Пруссии самому написать текст мирного договора, уверяя, что подпишет его без возражений.

Русско-прусский договор от 5 марта 1762 года закреплял наступательный и оборонительный союз России и Пруссии. Две страны обязывались оказывать друг другу помощь. Фридрих II вернул новому другу его гольштейнские области, а его дяде – герцогство Курляндское и обещал свою поддержку в решении польских вопросов. Произошла полная перетасовка союзов.

Для Франции это было тяжелым ударом. В Версале еще с февраля знали, что российский император хочет выйти из войны. Когда Петр III официально информировал об этом союзников, Людовик XV напомнил, что он также давно стремится к миру, но добавил, что не согласен с секретными сделками: в мирных переговорах должны участвовать все союзники и договор следует заключать на основе общего консенсуса. Безусловно, подписав мирный договор, Петр III выразил свое стремление способствовать общему урегулированию конфликтов в Европе, но в то же время он нарушил все договорные обязательства России перед ее союзниками. Он также предложил свою кандидатуру в качестве посредника между Пруссией и Швецией.

Если Франция не одобряла манеру действий нового императора, то еще большее сожаление она вызывала у австрийской императрицы, одной из тех, кто проиграл сильнее всего. Императрица Елизавета всегда поддерживала ее претензии на Силезию и Глац, а русско-прусский договор уничтожал всякую надежду на их получение.

Англия была также очень недовольна примирением России и Пруссии. Она имела тесные отношения с Пруссией, но Фридрих II даже не счел нужным уведомить ее о своем намерении заключить мир с их общим врагом. Только Швеция, удовлетворенная ситуацией, поспешила последовать примеру Петра III. Шведские армии совсем не блистали на полях сражений, экономика страны страдала от нескончаемого конфликта, народное недовольство выражалось все более открыто. Потому король Адольф-Фридрих решил пойти по стопам племянника в его миротворческих действиях, к великой радости королевы – сестры Фридриха II. Мир закреплял довоенный территориальный статус обоих государств, в то время как Франция с его заключением теряла союзницу, которую всегда поддерживала. Польша имела все основания сожалеть об этом мирном договоре, поскольку Петр III всегда относился к ней враждебно и хотел, как все знали, посадить на трон Курляндии своего дядю принца Георга Гольштейн-Готторпского. Об этом намерении, кстати, говорилось в секретной части русско-прусского договора.

Хотя Петр III заключил мир с Пруссией, война на этом не закончилась даже для русских войск. Нужно было еще победить Австрию, и не успели высохнуть чернила в подписях на мирном договоре, как русские и прусские войска столкнулись с австрийской армией в Саксонии. Петр III объявил, что встанет во главе армии для завоевания Шлезвига. Русский народ, поверивший, что с восшествием Петра на престол наступит мир, воинственных намерений царя не понимал и не разделял.

Поэтому понадобилось совсем немного времени, чтобы император, сначала встреченный с общим безразличием и усталостью от бесконечной войны, а затем возбудивший кратковременную надежду своим примирением с Фридрихом II, стал крайне непопулярен. Тем более что любовь к Пруссии толкала его к решениям, шокирующим подданных. Он широко распахнул двери страны и ее управляющих органов для многочисленных немцев. Амнистия, объявленная в начале его царствования, больше благоприятствовала сосланным немцам, чем русским: Бестужев оставался в ссылке, в то время как Миних с триумфом вернулся в столицу. К этим причинам недовольства добавился начавшийся кризис в отношениях между императором и русской церковью, который усугубил разногласия между императором и его подданными, задетыми его стремлением уничтожить русскую самобытность, онемечив страну и ее органы власти. Русофобия породила у императора стремление реформировать православную церковь, государственную и автокефальную, в духе и по образцу ритуалов протестантизма, религии Петра III по рождению! Вся церковь в едином порыве восстала против этого проекта при поддержке многочисленных верующих, и в начале царствования никто еще не знал, какие масштабы приобретет этот конфликт.

Уже не на полях сражений закончившейся войны, но в своих реформаторских порывах Петр III очень скоро столкнется также с внешним миром, и прежде всего с Францией. Едва взойдя на трон, Петр III известил представителей иностранных государств в России, что те должны будут пройти процедуру, сильно напоминающую новую аккредитацию. Их верительные грамоты, представленные уже давно, будут иметь силу только после того, как они явятся к принцу Георгу Гольштейн-Готторпскому, которого император только что назначил фельдмаршалом. Представители Франции (барон де Бретёйль), Австрии (граф де Мерси-Аржанто) и Испании (маркиз Альмодовар) возмутились. Что за странный протокол? Они согласны следовать ему, только если принц Гольштейн-Готторпский возьмет на себя инициативу его применения, объявит им о своем назначении и попросит их отдать ему визит. Бретёйль информировал обо всем своего министра, и тот поддержал его. Петр же усилил напряженность, угрожая послам потребовать их отзыва, если они не перестанут упрямиться. Странный протокольный инцидент приобрел неожиданные масштабы, создавая угрозу затронуть всю систему дипломатических отношений России. Дело дошло до того, что чуть не оказался под сомнением императорский титул Петра III, признание которого Россия пыталась вырвать у Франции со времен Петра Великого и Елизавета наконец добилась от Людовика XV. В ходе протокольного кризиса 1762 года Версаль сделал нестерпимое для русской монархии уточнение: императорский титул признан за Елизаветой лично и не может передаваться ее потомкам. Барон де Бретёйль предложил русскому монарху решение, которое могло бы затушить пожар. Он нанесет принцу Гольштейн-Готторпскому требуемый визит, и Франция сохранит за Петром императорский титул. Но после подписания русско-прусского договора о дружбе эти дебаты уже не имели значения. Барона де Бретёйля отозвали на родину. Он рассказал своему министру о ситуации в России, о растущей непопулярности государя, о несогласии внутри имперской четы, которое могло привести к расторжению брака и замене императрицы выбранной Петром фавориткой. Подробно описал личность Екатерины, безусловно немки, но глубоко привязанной к России и любимой за это русскими. Бретёйль также подчеркивал близость между Екатериной и наставником ее сына графом Никитой Паниным, опытным дипломатом, учившимся этой профессии в Дании, а затем в Швеции. Его вернули оттуда, чтобы доверить ему образование юного цесаревича Павла, будущего Павла I. По поводу столь спорного наследования Елизавете Панин предлагал альтернативное решение: передать корону его ученику, введя его самого в качестве воспитателя молодого государя в регентский совет. Проект не был принят, но Панин остался близок с Екатериной и ее подругой и доверенным лицом княгиней Дашковой, племянницей, а затем любовницей Панина. Эта троица, обеспокоенная эксцентричными выходками Петра III, привлекла внимание Бретёйля, о чем он и сообщил своему министру.