«Bleak House» распалил мою страсть: из воздыхателя я превратился в похотливого любовника. Я уже не трепетал от восхищения, перелистывая страницы дрожащим пальцем, теперь я поглощал, глотал, не давая себе времени прожевать, сочленения сюжета и плоть главных действующих лиц: Эстер и ее оспу, Джарндиса и его процесс, леди Дедлок и ее мраморное отчаяние. Но особенно мне нравились те маленькие закуски, которыми Диккенс обставлял главные блюда, — силуэтные фигуры второго плана, невероятные сгустки эктоплазмы, рассеянные в толще глав, как водосточные желобки в церковных сводах: миссис Джеллиби, филантропка, невозмутимо составляющая морализаторские послания в пользу далеких «маленьких туземцев Бориобула-Гха», в то время как собственные ее дети, предоставленные самим себе, едва не разбивают головы на ступенях лестницы; страшные, швыряющиеся подушками старики Смоллуиды, которых приходится потом «взбивать» кулаками, как кроватные валики; оружейник Фил и его «занятная привычка: когда ему нужна какая-нибудь вещь, он не идет к ней прямо, а ковыляет вокруг всей галереи, задевая плечом за стену, так что по всем четырем стенам этого помещения тянется грязная полоса, которую принято называть „следом Фила“».

Они были настоящие. Они существовали. На их фоне моя жизнь была не более материальна, чем тень от высоких дубов на окнах дортуара.

В следующую субботу, когда я вновь появился у букиниста, он встретил меня беспомощно-сердитым «уже?»; я понял, что он упрекает меня в ненасытности. Однако пришел я не напрасно. В глубине магазина очень красивая женщина лет тридцати, в светлой юбке и болеро, небрежно осматривала полки под гневным взглядом хозяина заведения. А ведь она была Уносящая — одна из тех идеальных покупательниц, которые не шумят, ничего не спрашивают и набирают охапки книг, не требуя ни малейшей скидки. После ее ухода Крук еще долго вдыхал аромат ванили, витавший среди книг.

— Ну же, Крук, — процедил он сквозь зубы, — возьми себя в руки… — И он повернулся ко мне: — Итак, вы уже закончили… Что из вас вырастет, мальчик мой?

На лице его вновь появилась улыбка, и он удостоил меня сердечным рукопожатием.

— Ну давайте посмотрим… О! Почему бы не это?

— «Тайна Эдвина Друда»…

— Издательство «Ашетт», тысяча восемьсот восемьдесят четвертый год… Перевод, конечно, не лучший, да и несколько потрепана… Думаю, я соглашусь на цену, которую вы предложите… или, если вы согласны подождать, я закажу для вас…

— Нет-нет, я возьму эту!

— Боже! Какой энтузиазм…

Как и в прошлый раз, он провел меня в заднюю комнату, но перед тем, как откупорить бутылку, долго оценивающе смотрел на меня.

— Могу я вам задать один вопрос, молодой человек? Сколько вам лет?

— Э-э… пятнадцать.

— Угу… положим, скорее двенадцать или тринадцать… Боюсь, на прошлой неделе я слегка ошибся в дозировке…

Он поднял бутылку, прищурился, нанес отметку прямо под уровнем жидкости и затем налил в каждый из стаканов ровно по полнаперстка.

— Вот так, я думаю, будет разумнее… Cheers![7]

Я не без гордости выпил до дна. Я чувствовал себя совершенно непринужденно, и не под воздействием алкоголя, а от приятного ощущения безопасности и причастности. Крук, не обращая на меня внимания, занялся разборкой своих накладных. Я был уже не чужой: он принял меня как своего раз и навсегда.

— Я тоже, месье, хотел бы задать вам один вопрос…

— Гм?… Валяйте спрашивайте.

— Эта женщина, вот сейчас, она кто?

Он повернул ко мне удивленное лицо, но тут же на губах его появилась веселая улыбка.

— Кто эта женщина? Никто… Незнакомка… самая обычная прекрасная незнакомка… А я остерегаюсь прекрасных незнакомок, потому что… Боже! Подумать только, я заплатил триста франков за эту кучку дерьма!.. Потому что они возвращаются и охотятся за мной в моих снах… и чем они красивее, тем сильнее мучают… Я даже измеряю их красоту количеством ночей, которые провожу с их фантомами… Маленькой булочницы со вздернутым носиком хватило на две ночи… жена адвоката из дома десять бис заняла неделю… а вот эта, сегодняшняя, очень может быть, потянет на месяц! Вы удовлетворены таким объяснением?

— Да, но… разве сны о женщинах — это так серьезно?

— Вообще говоря, нет, но в моем… — Он остановился и плеснул себе в стакан еще немного виски. — Знаете, молодой человек, согласно традициям дети исповедуются взрослым, а не наоборот… Будем соблюдать приличия, если вы не против. Поверьте мне в свою очередь какую-нибудь тайну, и в следующий раз мы двинемся дальше: тайна за тайну, секрет за секрет… Идет?

— Идет!

Мне как раз очень хотелось доверить ему что-нибудь — что-нибудь такое, чего я еще никому не рассказывал.

— Я тоже… у меня тоже сны…

Он расхохотался.

— А вот это не тайна! В вашем-то возрасте это нормально!

— Нет, у меня не такие сны… Мне снятся слова.

— Как это — слова?

Крук не сводил с меня глаз. Казалось, он вдруг чуть ли не обеспокоился.

— Я не знаю. Я их вижу во сне. Они движутся. Иногда они прикасаются ко мне. Я ничего о них не знаю, кроме того, что это слова и что они живые.

— Живые, — задумчиво повторил он. — Да, живые. Это так… это именно так. — Он снова принялся за работу, как ни в чем не бывало. — Все-таки надо мне вам кое-что сказать по поводу «Друда»… Представьте себе, что… впрочем, нет, вы все прекрасно поймете сами…

Эта маленькая дополнительная загадка только раздразнила мой аппетит; «Эдвина Друда» ждала та же участь, что и «Bleak House»: едва оказавшись в дортуаре, я начал глотать его не жуя. На все главы экспозиции мне хватило двух часов. У меня сразу вызвал беспокойство этот Джаспер, обдумывающий какие-то нехорошие планы в притоне курильщиков опиума. Затем тот же Джаспер, уже в качестве почтенного регента церковного хора в маленьком городке Клойстергэме, проявлял странный интерес к церковному склепу. А к Розе Буттон, своей ученице, он питал столь же тайную, сколь и постыдную страсть и опутывал ее своими гипнотическими взглядами. Но вот наконец и племянник Джаспера Эдвин Друд, жених Розы волею их почивших родителей. Я сразу невзлюбил этого довольно бесцветного, стандартно любезного героя и, когда после двух третей романа он исчез, не уронил ни единой слезы. Но мертв ли Эдвин? И если да, то кто его убил? Ясно, что не его соперник, бесстрашный и пылкий болван Нэвил Ландлес: слишком очевидное подозрение, но, может быть, это его сестра Елена, она ведь тоже наделена гипнотической способностью; этих двух персонажей вообще окутывала какая-то атмосфера тайны из-за их детства, проведенного в Индии… Но вероятнее, что Джаспер пошел на самое гнусное убийство, чтобы завладеть наконец этой простушкой Розой, и навлек на себя этим преступлением проклятие ада… А кто же этот Дэчери, возникший из ниоткуда в XVIII главе? Новый персонаж? Но зачем тогда он носит парик? Не Нэвил ли это, переодевшийся, чтобы сбить с толку Джаспера? Или клерк Баззард, любитель театра, который должен знать толк в маскарадах? Или сам Эдвин?