Правильно. Вот это и получилось.

Первого противника Валера сумел достать – кулаком в челюсть. Но латинос успел среагировать, уклонился, и удар пришелся вскользь. А один из его товарищей тут же ткнул русского двумя согнутыми пальцами в солнечное сплетение. Валера тоже сумел уклониться, и удар пришелся по ребрам. Но вот от навалившегося с другой стороны третьего противника он уклониться уже не смог. Тот ударил ногой по лодыжке – простой, но весьма эффективный удар, особенно, когда противник отвлечен. Валера рухнул как подкошенный, хлопнулся об пол всей спиной, аж пыль поднялась – хоть и не было вроде бы пыли на чисто выметенной веранде. После такого падения, как правило, быстро не встают. Но Валера оказался исключением, проявив те самые черты русского национального характера, из-за которых все соседи терпеть не могут с Россией воевать, – упрямство и стремление драться до конца. Он перекатился на бок, вскочил и сумел точным ударом вдребезги расхлестать нос тому самому латиносу, который его свалил, – тот уже было вперед шагнул, считая противника обезвреженным. Целился-то Валера явно не в нос, а в подбородок, но не дотянулся. Но на этом его успехи на сегодня закончились. Зверски ощерившись, второй холуй дона Себастьяна врезал ему кулаком в шею, под челюсть. И, разумеется, вырубил. Тройка громил ринулась на Тимохина и Мангуста.

Они все это время, – хотя и продолжалась-то драка всего секунд десять, – стояли неподвижно. А что еще делать сеньорам, когда охрана дерется? Не «караул» же кричать! Неприлично как-то. Так же, кстати сказать, вел себя и дон Себастьян – вот только физиономия с каждой секундой у него становилась все более и более довольной.

«Ну, ладно, старый хрен! – с веселой злостью подумал Мангуст. – Посмотрим, как ты сейчас запоешь». И он шагнул вперед. В каждой руке у него уже было по ножу – самому обыкновенному столовому ножику, которые вместе с прочими столовыми приборами подала служанка. Вот только концы у них были не закругленными, а совершенно нормальными – в Латинской Америке именно такие на стол подают. Обе руки взметнулись и опустились синхронно – причем с такой скоростью, что и атакующая кобра позавидовала бы. И тут же двое из троих латиносов словно к полу приклеились. Выглядело это, кстати, очень забавно. Вот только что огромный смуглый дядька несся вперед, угрожающе размахивая руками, – и вдруг словно споткнулся, чуть не пропахал лицом пол. Но при этом остался на ногах – а попробуй не останься, если нож пробил ботинок и ушел в пол минимум пальца на три. Тут захочешь, а не упадешь. Правда, как ни странно, заорал всего один из двоих пострадавших. А другой только очумело пялился на свою ногу и, кажется, еще не вполне понял, что с ним стряслось.

Зато третий громила, похоже, даже не заметивший в азарте того, что случилось с его товарищами, был уже всего шагах в трех от русских. Поскольку Андрей стоял впереди, его этот мужик явно собирался сокрушить первым. Мощный кулак уже рванулся вперед – не считая противника за серьезного человека, латинос явно намеревался просто, без выкрутасов, дать ему по морде. Но просчитался. Мангуст плавным, но очень быстрым движением как бы перетек чуть левее. И кулак напрасно вспорол воздух в паре сантиметров от его щеки. А латинос, увлекаемый инерцией удара, потерял равновесие. Сам бы он, может, и не свалился бы, но Мангуст, как человек по природе своей добрый, решил ближнему помочь и пнул его по голени – на вид несильно, но ногу просто вынесло из-под владельца. И тот с маху припечатался лицом об пол веранды – даже руки подставить не успел. После такого встают только в фильмах. А поскольку ни режиссера, ни оператора поблизости не случилось, павший гоблин вставать не торопился.

А Мангуст уже внимательно смотрел на его коллег, которые по-прежнему дергались на месте. Один из них при этом шипел от боли, второй нет.

– Эх, старею я, что ли, – негромко, словно самому себе, сказал Мангуст. Правда, говорил по-английски. – Одного ведь зацепил, кажется.

– То есть? – заинтересованно спросил Тимохин, на лице которого не отражалось ровным счетом никаких особенных эмоций. Можно было подумать, что подобные сцены он каждый день по несколько раз наблюдает.

– Я не должен был им ноги повредить, – сказал Мангуст, обращаясь к нанимателю и даже не глядя ни на корчившихся гоблинов, ни на их хозяина. – Что же я, зверь – людей напрасно калечить. Между пальчиков ножички должны были пройти. А вот смотрите – один раз неточно пошел.

– Выходит, одного все-таки покалечил?

– Ну, не так все страшно. Там и не рана вовсе, а какая-нибудь жалкая царапина. А уж кость-то точно не задета – я больше чем на полсантиметра не промахиваюсь, – успокоил Тимохина Андрей.

– Это хорошо, – кивнул Тимохин. Глядел он уже на дона Себастьяна, который медленно бледнел – у смуглых людей в таких случаях кожа сереет. – А что нам делать с этим типом?

– Это уж вам решать, Игорь Михайлович.

– А мы его собственной мыслью воспользуемся, – сказал Тимохин с видом Ньютона, только что получившего по голове тем самым яблоком. – Выкинь-ка его, пожалуй, за ворота, Андрей. Что ж еще делать с гостем, который приходит незваным, а потом еще и хозяевам хамить начинает?

Мангуст кивнул. И пошел к дону Себастьяну – аккуратно обогнув прибитых к полу охранников. Они оба по-прежнему дергались, но с места сдвинуться не могли, хоть тресни. Один уже сообразил не дергать ногой, а присесть на корточки и попытаться вытащить нож руками. Но пока безуспешно. Ножи были брошены очень сильно и вошли в пол глубоко. Так что, не расшнуровав ботинка, освободиться не представлялось возможным. А развязывать шнурки на глазах у врага – как-то уж совсем смешно и глупо. Да и развяжешь – ботинок-то все равно не снять и ногу не вытащить. В общем, положение у обоих было идиотское до предела – а тут еще Тимохин вытащил свой мобильник и явно вознамерился их сфотографировать.

Тем временем Тимохин подошел к дону Себастьяну. Тот, в последние секунды окончательно осознав, что с ним сейчас будет, сунул руку под рубашку, но вытащить ствол, разумеется, не успел. Мангуст крепко схватил его за запястье, вывернул руку за спину – пушка шлепнулась на пол. После этого Андрей взял дона одной рукой за пояс, а второй за шиворот. Поднял и понес к воротам. А за воротами уже суетились два парня с какой-то видеоаппаратурой и симпатичная брюнетка с микрофоном. На приближающегося к воротам Мангуста они смотрели с легким обалдением, но профессиональные рефлексы быстро взяли верх над удивлением – камеры нацелились на Андрея и его пленника.

Ворота были не заперты, и Мангуст распахнул их молодецким пинком – одна из створок чуть не зашибла парня с профессиональным фотоаппаратом. А после этого Мангуст пару раз качнул своего пленника и запустил его по восходящей траектории. Поскольку дон Карралоче был весьма тщедушен, пролететь ему пришлось метров семь, как минимум. Приземлился он прямо в лужу – причем ее желтоватый цвет заставлял сильно усомниться в том, что там только вода.

– Сеньор, сеньор! – Брюнетка с микрофоном кинулась на Мангуста, как вратарь на мяч, и вцепилась в полу пиджака.

Запрета на общение с прессой Мангуст не получал. Кроме того, в голове у него уже начали складываться некоторые интересные мысли по поводу случившегося. Поэтому он остановился и дружелюбно улыбнулся.