— И? ...— Садится за стол, закинув ногу на ногу и сканирует меня взглядом. Вдруг чувствую себя девочкой, которая разбила фарфоровый сервиз.

—Хочет общаться с Марком. Доказать, что изменился и бла-бла-бла ...— Тише отвечаю.

— Ни в коем случае не позволяй. Он никто и звать его никак. А ты — мама!

— Я знаю...

— Обойдется! Где он был, когда Марк болел? Где был, когда нам всем было сложно?!

— Знаю, мам...

— Я не буду собирать твоё сердце во второй раз, Алина! Запомни это. И Маркушу обижать не дам. Поэтому даже не думай снова доверять ему!

— Я и не доверяю ...— Пытаюсь оправдаться.

— Ага! Алин, он появился ниоткуда и хочет общения? Какого, извини меня, черта?— возмущается.

— Мы случайно встретились.

— О! То есть все это время он не знал, что у него есть сын??

— Нет. По крайней мере так говорит.

Ставлю чай на стол и сажусь перед мамой, женщиной, которая в свои пятьдесят выглядит просто невероятно: темные волосы, гладкая кожа, подтянутая фигура. Хорошая, молодая бабушка. Даже гордость берет, что она у меня такая красавица.

— И ты ему, дура, поверила? - Маму уже не остановить. Зря я ляпнула о Матвее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, но ...

— Ох, доченька ...- Взгляд моей Оксаны Дмитриевны становится полным сожаления и боли. — Поверь мне, послушай просто не позволяют этому Матвею стать частью твоей жизни, ведь не поймешь, как снова подложит свинью!

— Я понимаю это, но хочу посмотреть, что из этого получится.

— Лучше скажи, что хочешь посмотреть насколько громко можно разбить твоё сердце в этот раз!

— Мам!

— Ну что мам? Я тебя уберечь хочу!

— Я знаю.

— Ну? Тогда откажи ему в общении! — Мама с надеждой смотрит на меня. Верит, что еще приведу себя в чувство. Но где там ... . Я полностью растеряна и утеряна.

— Не могу. — Разве не всхлипываю в ответ. Сердце рвется на куски.

— Видишь, что он с тобой уже делает? Еще ноги его здесь нет, а ты уже ломаешься! Алин!

Мама обнимает меня, прижимает к груди и гладит по голове.

— Моя маленькая девочка. Как же выбить из тебя эту любовь, что не дает жить? А? Как спрятать твоё сердце, чтобы было целым и невредимым? Я не могу убедить тебя отказать Матвею? Да?

— Да — всхлипываю.

— Тогда будь осторожна. Ладно?

— Угу.

— Не угу, а внимательно следи за каждым его словом. Не позволяй больше себя обидеть. Хотя...кому я это говорю, — вздыхает.

Мама уходит только под вечер, все это время пытаясь изменить моё решение. Даже странно, почему я не поддаюсь ее догическим доводам, ведь мозгами понимаю, что она права...Но, что сделано, то сделано. После Тимура, о котором маме решила не рассказывать, я поддалась собственной слабости, желанию просто побыть рядом с Матвеем. Теперь нужно отвечать за свои слова.

После этого проходить три дня во время которых я успеваю возненавидить себя, вспомнить Матвея и все, что нас связывало... А еще возненавидить весь этот мир и судьбу отдельно. Яна тоже получает нагоняй. тем ещеподонком. Она сначала шокирована, а потом возмущается и обещает, что Олег сделает все, чтобы наказать Тимура хоть как-то. Я не отговариваю подругу, потому что мне самой хочется это наказать его. Все-таки стоило написать заявление в полицию, но я была настолько разбита тем, что произошло, или чуть не произошло, что не смогла сделать этого. .

На четвертый день звонит Матвей:

— Алин, — ни привет, как дела, просто моё имя, — я знаю, что обещал не исчезать, но работа отнимает все время. — От знакомого голоса телом бегут мурашки, сердце громче стучит в груди, а в животе все подпрыгивает от волнения.

— Меня не интересует где ты исчезаешь. — Отрезаю.

— А я все-таки долден обьясниться...

— Поздно. Три дня прошло.

— А ты меня уже с собаками ищешь? — хмыкает. Даже слышу веселье в тоне.

— Да, разбежался. Говори, что хотел, потому что я занята.

— Как Марк? — спрашивает сразу.

— Жив, здоров, накормлен, вымыт, с новой машинкой, а что? Предыдущие четыре года тебя это не интересовало, эти три дня тоже, несмотря на собственные слова, а тут вспомнил?

— Я знаю, что ...

— Ты знаешь только, как болтать языком, в чем я снова убеждаюсь, Матвей! — Отрезаю.

— Ты права. — Вздыхает. — Да, я ...

— Да, ты! Ты получил шанс, Ивах! Я позволила тебе общаться, и где же ты? А? — Сама не понимаю почему начинаю кричать и возмущаться. Просто накипело? — Почему я тебя не вижу?

— Алин, я на работе.

— О ней ты мог сказать три дня назад, что тебе помешало?

Матвей молчит. Слышу только его дыхание в трубке. И это еще больше злит. Я же не просто так это говорю. Разве не он сказал, что больше не исчезнет? И? Опять то же самое! Четыре года, неделю, три дня - разницы нет, потому что Матвей не привык отчитываться перед кем-то. Потому что он не чувствует себя папой, даже если хочет этого!

— Извини. — Это слово звучит скорее как "а не пошла бы ты дорогая лесом?" Но я знаю, он сердится на себя самого, не на меня. Я - лишь инструмент этого состояния, он же его сердце.

— Мне безразлично. Я позволила, ты сам теряешь шанс. Ждать твоего прихода, словно ты Бог не буду.

Я отключаюсь. Просто не могу говорить с ним. Столько всего во мне сейчас бурлит, что кажется становлюсь похожей на вулкан. Хочется кричать и плакать. Упасть на пол и зайтись рыданиями. Я слишком сильно эмоционально нестабильная после встречи с Матвеем. Будто он выключает во мне какую-то функцию, что отвечает за адекватность. Мама права, если не хочу снова собирать обломки собственной души и тела, нужно сказать ему, что никаких попыток исправить ситуацию не будет, ведь он не изменился, и я оказывается тоже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Просыпаюсь из-за того, что в дверь стучат. И, если быть честной с самой собой, то я знаю кто там стоит в коридоре. Поэтому, когда подхожу и смотрю в глазок, удивления нет, есть только что-то похожее на радость смешанную с раздражением. Там Матвей. В руках цветы, вижу их тень, а еще пакет. Считаю до пяти и открываю. Почему? Потому что не могу иначе. Наверное мои двери, в прямом и переносном смысле, для него всегда открыты, как бы я за это себя не проклинала.