— Об этом действительно стоит подумать, Чарльз… — так начал свою речь Артур Уиттакер. За сим последовали успевшие набить оскомину слова о том, что «там, у себя в Европе» Чарли «оторвался от американской почвы», «утратил чувство рынка» и так далее и тому подобное. Все эти доводы Чарли знал уже назубок. Закончил Уиттакер заверениями, что они с Биллом (имелся в виду, конечно, второй владелец фирмы — Джонс) сделают все возможное, чтобы Чарли как можно скорее разобрался в современной конъюнктуре и понял, что нужно современному американскому покупателю.

Но это было еще не все. Уиттакер и Джонс решили ознакомить его со всеми текущими проектами, чтобы он поскорее вошел в курс дел и понял, что от него требуется. При этом имелись в виду, конечно, полдюжины самых больших заказов в разных городах страны, и всю следующую неделю Чарли мотался по Соединенным Штатам в реактивном самолете компании. В результате он своими глазами увидел множество совершенно одинаковых зданий, возводимых по проектам двадцатилетней давности. Когда-то эти проекты были дерзкими и даже революционными, но с годами они утратили всю свою свежесть и новизну. Даже недостроенные здания выглядели мертвыми, словно окаменевшие останки динозавров.

Поездка произвела на Чарли гнетущее впечатление. Пока он мотался между Токио, Тайпеем и Миланом, пробивая ультрасовременные, сверхнадежные, блестяще исполненные проекты офисных и жилых зданий, здесь, в Штатах, строились унылые, казенного вида гробницы творческой мысли и кладбища дизайнерских идей. Руководители компании словно заснули за рулем, предоставив своему детищу медленно тащиться по заезженной колее, но, когда Чарли попытался их разбудить, они упорно отказывались это делать. Казалось, положение дел их вполне устраивало, они попросту не хотели просыпаться!

Чарли уже давно должен был понять это. Едва ступив на американскую землю, он высказал Уиттакеру и Джонсу, что конкретно он хочет изменить и почему, но в ответ услышал категорическое «нет». Тогда Чарли не разобрался в ситуации просто потому, что не представлял, какая работа ждет его в Нью-Йорке. Он не мог поверить, и сейчас все еще не верил, что владельцам фирмы требовался обычный надсмотрщик, который бы не пропускал откровенной халтуры и приглядывал за разработчиками, от скуки то и дело затевавшими ссоры и склоки.

Ситуация была почти что патовая, и, по мере того как приближался День благодарения, настроение Чарли становилось все хуже и хуже. Свою работу он остро ненавидел, но она затягивала, словно болото, и Чарли, уйдя в ежедневную рутину с головой, напрочь позабыл о приближающемся празднике. Впрочем, ему все равно не с кем было провести время. Правда, Уиттакер и Джонс пригласили его присоединиться к ним, однако с некоторых пор Чарли чувствовал себя в их обществе крайне неуютно, поэтому он отказался, сославшись на приглашение, якобы полученное им от несуществующего кузена из Бостона. Дело кончилось тем, что праздничный день он провел в одиночестве в своей крохотной квартирке, сидя перед телевизором.

Заказанную на дом пиццу он съел за стойкой из «формайки», примостившись на неудобном скользком табурете. Это было настолько непривычно, что казалось почти смешным. Они с Кэрол всегда готовили на праздник индейку и приглашали полный дом гостей, но для их английских друзей День благодарения был чем-то вроде прихоти эксцентричных американцев, и они воспринимали его скорее как удачный повод для дружеской вечеринки. Чарли подумал о том, будет ли Кэрол праздновать День благодарения с Саймоном, и если будет — то как. Эта мысль болью отозвалась в его сердце, и он попытался прогнать ее, но не смог.

Чтобы отвлечься от грустных воспоминаний, Чарли решил отправиться в офис, где и проторчал весь уик-энд, перебирая папки со снимками, подборки документов и синьки чертежей, однако чем дальше, тем сильнее становилась его уверенность в том, что ничего интересного он не найдет. У него даже появилось подозрение, что в бюро годами использовали одни и те же чертежи. К концу праздников Чарли окончательно убедился в том, что он ненавидит все, чем ему приходится заниматься. Не знал он только одного — как сказать об этом Уиттакеру и Джонсу.

В понедельник, выйдя на работу, Чарли с особенной остротой ощутил, что люди, с которыми ему приходится работать, не чувствуют себя с ним свободно, и это заставило его задуматься, не является ли это своего рода предзнаменованием. Некоторые по-прежнему относились к нему с подозрением и настороженностью, другим он казался эксцентричным чудаком. Что касалось руководителей среднего звена и старших архитекторов, то они интриговали за его спиной, пытаясь либо дискредитировать Чарли, либо заставить его действовать в своих интересах.

— Ну, что скажешь? Ты еще не сошел с ума в нашем террариуме? — спросил его Бен Чоу, зайдя по делу в кабинет Чарли.

Бен был талантливым тридцатилетним архитектором, получившим образование в Гарварде. Чарли он нравился, и не только потому, что был хорошим работником, а потому, что был искренен и не боялся говорить то, что думал.

— Честно?.. — Чарли невесело усмехнулся и посмотрел Бену прямо в глаза. Он знал, что Бен никогда его не выдаст, и это неожиданно принесло ему некоторое облегчение. Одновременно Чарли испытал острую потребность откровенно поговорить с кем-то о том, что его волновало, не опасаясь быть втянутым в сеть сложных интриг, которые непрерывно плелись в бюро.

Начал он тем не менее осторожно.

— Я не уверен, все ли я верно понимаю, — сказал Чарли, — но однообразие проектов, над которыми мы работаем, смущает меня. Можно подумать, что наши сотрудники просто боятся мыслить самостоятельно, боятся предложить что-то свежее, оригинальное. Кроме того, они постоянно сражаются друг с другом, словно скорпионы в банке, и в большинстве случаев я просто не знаю, что можно сделать, чтобы они начали относиться друг к другу нормально… Такое положение дел не может не настораживать. Нужно срочно что-то предпринять, иначе в нашем бюро скоро станет так же опасно находиться, как в каком-нибудь салуне на Диком Западе.

Услышав эти слова, Бен Чоу рассмеялся и откинулся на спинку кресла.

— В самую точку! — сказал он. — Ты все понял правильно. Мы действительно занимаемся в основном тем, что выдаем старые идеи за новые. Не исключено даже, что кое-какие наши сегодняшние проекты знакомы тебе еще по тем временам, когда ты только пришел сюда работать.

В действительности дела обстояли гораздо хуже, чем полагали они оба. Со времени отъезда Чарли в Лондон бюро не продвинулось вперед ни на шаг, не создало ни одного принципиально нового проекта, не предложило ни одной достаточно свежей идеи. Но самым поразительным был тот факт, что никто в Европе этого словно не замечал.

— Но почему? — удивился Чарли. — Чего они все боятся?

— Думаю, что наши боссы просто боятся перемен. Любых перемен… Когда-то им посчастливилось найти формулу успеха, и они продолжают использовать ее по сию пору, не замечая, что времена изменились. Рисковать они, во всяком случае, не расположены — им не хватает на это смелости. Пятнадцать лет назад Уиттакер и Джонс были смелыми новаторами, которые нахватали кучу призов за свои блестящие идеи в области дизайна и архитектуры, однако за пятнадцать лет их дух предпринимательства изрядно повыветрился. Фирма не пошла ко дну только благодаря тому, что вы делали для нее в Европе, но они сами этого даже не понимают… А если и понимают, то предпочитают не задумываться о последствиях.