— Я хочу надеть сапожки, — оттопырив губу, капризно заявила девочка.

Однако она не стала сопротивляться, когда Абигайль обула ее в старые туфельки Дженнифер. Они спустились по лестнице в переднюю как раз в тот момент, когда в дом вернулся Уикерли. Он был одет по последней моде. Темно-зеленую визитку, желтый жилет и безупречно сидевшие на нем коричневые панталоны в обтяжку дополнял аккуратно повязанный, хотя и не накрахмаленный шейный платок.

Абигайль открыла рот от изумления. Уикерли тоже удивился, увидев, что его дочь смеется.

— Что за прелестная парочка, — промолвил он. — Так и хочется запечатлеть вас на полотне. Вы обе одеты в розовые тона и выглядите потрясающе.

Абигайль расцвела от его комплимента. Она почувствовала себя привлекательной женщиной, хотя понимала, что в его словах больше галантной учтивости, нежели искреннего восхищения. Тем не менее, Уикерли попал в точку, он увидел то, чего не замечали другие. Даже отец Абигайль не обратил внимания на то, что она сшила эти наряды для себя и Дженнифер в одной цветовой гамме, с тем чтобы подчеркнуть сестринскую близость.

— Вы тоже выглядите очень элегантно, — бросив на Уикерли кокетливый взгляд, сказала Абигайль. Ей давно пора было поупражняться в искусстве флирта. — Я знаю, в Лондоне не обедают так рано.

В глазах Уикерли зажегся призывный огонек, он моментально отреагировал на ее кокетство, но тут же как будто охладил свой пыл.

— Слава Богу, мы сейчас не в городе, — заявил он с наигранным отвращением. — Столичные обеды так банальны. Я с большим удовольствием отобедаю в этом избранном обществе.

Пенелопа, которая ничего не поняла в их светской беседе, захихикала.

Их легкий шутливый разговор помог Абигайль преодолеть нервозность. Взяв Уикерли под руку, она ощутила крепкие стальные мускулы под его одеждой.

— Вам обоим нужно на сцену. Мне кажется, из вас вышли бы отличные актеры.

— Может быть, моей маленькой королеве действительно и место там, а мне судьба определила другое место — в дилижансе, — сказал Уикерли, отодвигая стул для Абигайль.

Сам он сел во главе стола, как когда-то делал ее отец. Это поразило Абигайль. Уикерли не моргнув глазом занял место хозяина дома, хотя был в нем всего лишь незваным гостем.

Абигайль искоса поглядывала на Уикерли, чувствуя исходящий от него свежий запах лавандового одеколона.

— В дилижансе? — спросила она, стараясь не выдать своей тревоги.

Неужели он собирался уехать?

— Поговорим об этом позже.

Кухарка внесла суп в фарфоровой супнице и, поставив ее на стол, вынула из кармана передника письмо.

— Вам принесли почту, мисс Мерриуэзер.

Абигайль охватило волнение. Трясущимися руками она взяла измятый конверт и улыбнулась, узнав почерк своего братишки. Он писал неразборчиво — видно, очень торопился. Не каждый мог бы разобрать его каракули.

Распечатывать письмо за столом было бы невежливо, и Абигайль отложила его в сторону, хотя теперь не могла есть от волнения. Чтобы успокоиться, ей необходимо было убедиться в том, что с детьми все в порядке.

— Читайте письмо, не стесняйтесь, — предложил Уикерли, затыкая край салфетки за ворот нарядного платья Пенни. — А мы пока поедим.

Абигайль как будто только и ждала этих слов. Торопливо распечатав письмо, она сначала пробежала его глазами, а затем стала медленно, вдумчиво читать. Оно состояло всего из нескольких строчек. Томми был, как всегда, немногословен. Абигайль хотелось знать, хорошо ли дети питались, занимались ли с ними учителя, прививали ли им хорошие манеры, как относились к ним опекуны. У нее накопилась уйма вопросов.

Слезы хлынули из ее глаз, когда она в десятый раз прочитала скупые строчки, нацарапанные рукой маленького брата.

«Как дела? У нас все хорошо. Сисси нечаянно съела букашку. Можно, мы приедем домой, когда мне исполнится одиннадцать лет?»

Эти простые слова разрывали ей сердце, и она не смогла сдержать рвущиеся из груди рыдания. Вскочив из-за стола, Абигайль выбежала из столовой в гостиную, чтобы немного успокоиться.

Через несколько мгновений ей на плечо легла крепкая мужская рука.

— Может быть, я могу чем-то помочь вам? — пробормотал Уикерли, протягивая ей большой белоснежный носовой платок.

Абигайль хотелось прильнуть к груди мистера Уикерли, поверить в то, что у него есть волшебная палочка, с помощью которой он уладит все ее дела, вернет ей малышей…

— Мне нужны хорошие адвокаты, — промолвила она, вытирая его платком слезы. — Или влиятельный человек. Я, наверное, накручиваю себя… С детьми все хорошо… И все же…

Она снова разрыдалась.

— Вы скучаете по ним, — тихо сказал Уикерли таким тоном, как будто знал, о чем идет речь.

Абигайль кивнула.

— Они — это все, что у меня осталось. Я не думаю, что плохо воспитала бы их. Да, мы не богаты, но у нас есть все необходимое. Вот только…

— У вас их забрали? Но почему?

Абигайль тяжело вздохнула.

— Потому что я женщина, а не мужчина. Томми является наследником маленького поместья моего отца. Мистер Грейсон, наш адвокат, взявший имение под свою опеку до достижения наследником совершеннолетия, решил, что будет лучше, если детей воспитает бездетная супружеская пара. Похоже, он считает, что тем самым оказал мне большую услугу, хотя я горячо протестовала против его решения. А теперь наш адвокат думает, что я стремлюсь получить доступ к деньгам Томми!

— Вообще-то исполнитель завещания должен обеспечить детей средствами к существованию, выплачивать деньги на их содержание. Может быть, он хочет сам воспользоваться этим капиталом?

Вопрос был вполне резонным. Однако Абигайль не ответила на него. Вернув носовой платок Уикерли, она направилась в столовую.

— Я очень скучаю по своим маленьким братьям и сестрам, — сказала Абигайль Пенни, поймав на себе ее тревожный взгляд. — Ешь, пока клецки не остыли.

Однако самой ей кусок в горло не лез. Присутствие за столом мистера Уикерли волновало ее. Однако она не питала на его счет никаких иллюзий.

— У меня нет причин не доверять мистеру Грейсону и подозревать его в корысти, — промолвила Абигайль, с опозданием отвечая на заданный вопрос. — Мой отец был небогатым человеком. Он сделал несколько выгодных капиталовложений, на дивиденды от них мы и жили, не испытывая ни в чем нужды. Кроме того, у моей мачехи, матери детей, было небольшое приданое. Мы могли бы безбедно существовать на эти средства, но поскольку я не мужчина, у меня забрали детей.

В голосе Абигайль звучала горечь.

Похоже, у мисс Огородницы было проблем не меньше, чем у самого Фица. Сидя у постели погруженной в полуденной сон дочери, он размышлял над тем, что только что узнал.