— Я почтальон, — сказал молодой человек, — я нашел ваше письмо на главпочтамте. Оно очень долго вас искало.

Но Лиз и сама это поняла.

Письмо, должно быть, долго ждало ее в гостинице на побережье, а потом оно вернулось в город. А в городе девушки с именем Лиз Гордон не было.

И письмо так и лежало на главпочтамте, пока один молодой почтальон не догадался, кому оно адресовано.

— Спасибо вам, — сказала Лиз.

— Вы только выздоравливайте, — сказал молодой человек, — вы так прекрасно танцуете, сейчас никто не может так танцевать.

— Спасибо, — еще раз сказала Лиз.

Она была благодарна ему за то, что он не говорил о ней в прошедшем времени. Но ей надо было уже остаться одной — письмо Майкла было у нее в руках.

Молодой человек был понятливым, и он поспешил поскорее распрощаться и уйти. Он не знал, принес ли он в эту комнату радость или прибавил еще горя, и очень по этому поводу переживал.

Лиз тоже не знала, что принесет в ее теперешнюю жизнь это письмо. Она посмотрела на Каталину.

Каталина давно не спала, но выйти из палаты и оставить Лиз наедине с письмом Майкла ни за что бы не согласилась. Она недооценивала свою Лиз.

Каталина, даже наоборот, еще поудобнее уселась в кресле, всем своим видом показывая, что, мол, уж нет, она из этой палаты сегодня никуда ни за что не денется.

Лиз раскрыла письмо и стала его читать.

Майкл писал:

«Привет, Лиз, я все о том же.

Ты так привыкла быть любимой мной, что я думаю, я надеюсь, я, может быть, даже почти уверен, что ты уже никогда меня не бросишь. Привычка — великое дело, ты сама об этом всегда говорила.

Впрочем, о чем это я, ведь я совершенно не о том. Я о том, что ты и сама знаешь, что ты так привыкла быть любимой мной.

Ты знаешь, конечно, это все здорово, что я вожусь с тобой, как с маленьким ребенком, я ношу тебя на руках, укладываю спать и подворачиваю одеяло со всех сторон, как в детстве, помнишь, а потом долго-долго глажу твои волосы. И как это меня хватает на все, я думаю, что ты и сама тоже удивляешься этому.

Так вот, я долго глажу твои волосы и слушаю твое бормотание сквозь сон. Ты либо рассказываешь мне о своем здоровье на сегодняшний день, либо говоришь, что ты бы очень хотела кого-нибудь сильно-сильно полюбить, так сильно, ну вот хоть, как я люблю тебя, например.

Разве я смею прерывать тебя, ведь ты опять упала сегодня в обморок в метро. И тебя окружали, как всегда, чужие люди. Но на этот раз это были веселые и молодые люди, и они никак не хотели верить, что ты по-настоящему упала в обморок в метро.

Они никак не хотели верить в это и пытались тебя приподнять, чтобы легче было познакомиться с тобой. А потом, даже не успев как следует познакомиться, увести тебя к себе.

Ты бормотала, что не это тебе нужно, совсем не это, а может быть, все-таки медицинская помощь, ты говорила, что не видишь их, молодых и веселых, что у тебя перед глазами черный туман, но зачем им это все? Им надоела эта игра, и они оставили тебя сидеть на станции метро под названием «Какая разница».

Они ушли, но, может быть, я тебе сейчас их напоминаю, и, боясь показаться слишком уж равнодушным, я никогда так и не решусь спросить тебя, а вспомнила ли ты тогда обо мне?

Глупая, зачем твердить, что тебе надоело все это наше кино, ведь когда оно закончится, то закончится все. И знаешь, иногда мне кажется, что весь мир наблюдает за нами, но ни один, заметь, ни один из них не подскажет, что мне надо будет делать, если ты действительно умрешь.

Все спокойно выключат свои телевизоры, поужинают и лягут спать. А я останусь совсем один в пустой и темной комнате.

Что, дорогая, тебе подать воды? Я прошу тебя, выпей, пожалуйста, чаю, я прошу тебя, ну хоть не горячего, просто теплого. Ну хорошо, хорошо, на тебе твою воду. Нет, она не кипяченая, нет, не из чайника, да нет же, это просто стакан теплый. Ну не надо, не вставай, на тебе твою ледяную воду из-под крана.

Впрочем, о чем это я, ведь я совершенно не о том. Я о том, что же я буду делать в этом мире без тебя, где лишь забытая мелодия напомнит мне о том, что ты так привыкла быть любимой мной».

Лиз обняла письмо и закрыла лицо руками. Каталина подошла к ней.

— Я была так несправедлива к нему, — навзрыд сказала Лиз.

— Так всегда и бывает, — сказала Каталина.

Она не знала, что можно еще сказать, чтобы утешить Лиз. Таких слов просто не существовало.

— Да, — сказала Лиз, — но я была особенно несправедлива к нему.

— Да, да, — сказала Каталина, — вот именно так всегда и бывает.

— Я всегда думала только о себе, — всхлипнула Лиз, — а он так боялся меня потерять. Я всегда его пугала, что вот упаду и умру, а он останется один, зачем я это делала? Я просто хотела посмотреть, как он за меня волнуется.

Каталина села на кровать рядом с Лиз.

— Это была игра, Лиз, — сказала Каталина.

— Ничего себе игра, — ревела Лиз, — он же переживал по-настоящему.

— Он был счастлив с тобой, Лиз, — сказала Каталина.

— Ты думаешь? — посмотрела на нее Лиз.

Каталина гладила ее по голове.

— Я знаю, что он был очень счастлив, — сказала Каталина.

Но Лиз это никак не остановило.

— А я так плохо себя вела, — принялась вновь за свое Лиз.

— Ты была такой, какая есть, и он очень тебя любил.

— Нет, я очень плохо себя вела. И когда мы встретимся с Майклом в следующей жизни, я обещаю тебе, я не буду себя так вести.

— Да, да, конечно, не будешь, я верю тебе.

Лиз утерла слезы. Мысль о том, что в следующей жизни все будет гораздо лучше, несколько успокоила ее.

— Кати, — вдруг сказала Лиз, — но я совсем забыла о его мелодии.

— Какой мелодии? — спросила Каталина.

Лиз откинула со лба разметавшиеся волосы.

— Последнее время Майкл писал одну мелодию, он писал ее очень долго, а завершил как раз в тот день.

— И где эта мелодия?

— Она должна быть у ребят из оркестра.

— А почему они до сих пор не принесли ее тебе?

— Я не знаю, — растерянно сказала Лиз.

— А почему ты не сказала об этом раньше?

— Мне казалось, что жизнь остановилась, — сказала Лиз.

Каталина встала с кровати.

— Надо найти их, — сказала Каталина.

Лиз посмотрела на сестру.

— Ты найдешь их?

— Конечно, найду, — кивнула Каталина.

Каталина тут же собралась и ушла. Вместо себя в палату она привела больничную сиделку.