— Вот это были женщины! — мечтательно улыбаясь самому себе, произнес старик. — Не то, что нынешние...

— Дядюшка Антуан, тебе не нравится моя Софи? — Виктор вынырнул как из-под земли и обнял меня. — Снимай плащ, — шепнул он мне на ухо, — не стесняйся, все свои.

— Моя Софи! — недовольно передразнила Виктора Сесиль. Она не участвовала в процессе накрывания стола, а, закинув ногу на ногу, наблюдала, развалясь в кресле. — Ишь ты!

Старик медленно перевел взгляд с картины на меня. Мне стало неловко за свои обнаженные плечи среди одетых преимущественно в свитера и в куртки гостей.

— Виктор, давай тарелки и пить из чего! — громко сказал очень молодой, похожий на студента-отличника, парень в очках.

— А сколько надо, Марк? — спросил Виктор, освобождая меня от плаща.

— Ты, я, Марк, Рене, дядюшка Тото, — тощая девица с унылыми длинными волосами, которые, похоже, имели слабое представление о существовании расчески, сосредоточенно загибала пальцы, — Гастон, Нестор, Клод, Фульбер...

— Это Мадлен, наш администратор, — представил мне унылую Виктор.

— Девять, Вики, — бесцветным голосом сообщила та.

— А я?! — воскликнула Сиси. — Ты нарочно меня забыла?!

— Тебе хватит пить, дорогая, — успокоил ее Рене. — Одиннадцать, Мадлен. Еще Сиси и Софи!

— Я тебе не дорогая! Я твой босс, оруженосец!

— Рене — помощник оператора, он носит камеру за Сесиль, — нашел нужным объяснить мне Виктор.

— Так она, стало быть, тот самый архитектор Маршана? — не сводя с меня глаз, наконец-то выдал старик.

— Виктор, ну ты дашь нам посуду, — настойчиво спросила администратор, — или будешь обжиматься с архитекторшей?

— Да возьми любую, Мадлен! Она самая, дядюшка Антуан! Между прочим, Софи, дядюшка Антуан знавал самого генерала де Голля!

— Помнится, в году, эдак, пятьдесят шестом... Старик мгновенно ожил и уверенно направился к столу. — Да, точно, в пятьдесят шестом! Налей-ка мне, парень, чтоб за генерала выпить! — Дядюшка Тото плюхнулся кресло и вместе с ним шумно придвинул себя к столу. — В пятьдесят шестом мы писали озвучку для хроники...

— Мы сегодня пить будем или как? — риторически поинтересовался кучерявый брюнет с голубыми глазами.

— Будем, будем, Гастон! Лучше помоги мне! Мадлен вытаскивала тарелки из стеллажа. Прозрачный фарфор загадочно светился. — Не по-, бей, смотри!

— Рюмки! Рюмки, Мадлен! — напоминал кучерявый Гастон, передавая тарелки по кругу. Мне досталась вся раззолоченная, с павлинами.

— Под вино или под коньяк? — уточнила администраторша и даже несколько порозовела, произнеся эти слова.

— И те, и те!

Кто-то из мужчин начал откупоривать и разливать коньяк.

— Виктор, а чем открыть вино? Где у тебя штопор? А ножи и вилки?

— На кухне, сейчас принесу. — Виктор поднялся, чтобы пойти за приборами в кухню.

— Погоди, Вики, — дядюшка Тото потянул его за рукав, — сперва генерала помянем. Ты мне, Клод, коньяку налей. За де Голля. Я вином сыт сегодня. Стало быть, в пятьдесят шестом...

— Тебя, Виктор, не дождешься, — вставая, томно проговорила Мадлен. — Я сама схожу. — И скрылась в коридоре.

— ..примерно в мае, пишем мы озвучку, а генерал...

— Подумаешь, вилки! — вслед Мадлен протянула Сиси. — А мы с архитекторшей руками! — И подмигнула мне обоими глазами одновременно. — Как королевы!

— Рене, а по поводу чего гуляем? — шепотом спросил Виктор.

— ..генерал же был под потолок ростом...

— У Тото день рождения, он нам поставил. У него, кроме нас, никого нет. А потом мы скинулись...

— ..Ну, за де Голля!

— И за тебя, дядюшка Антуан! — Виктор поднял рюмку. — Тебе сколько стукнуло-то?

— Пятьдесят! — выпалила Сиси. — Нашему бравому Тото уж двадцать лет, как пятьдесят! — Она залпом опрокинула свою рюмку и, пока остальные чокались и пили с Тото, налила себе снова и как ни в чем не бывало приняла вторую дозу.

— Смотрите, кого я там нашла! — В гостиной появились Шено и Мадлен с вилками, ножами и штопором. — Ты завел собаку, Виктор, а никому ни слова.

Администраторша обиженно принялась раздавать столовые приборы, а Шено от ужаса при виде такого количества народу забился под стул Виктора.

Все радостно налегли на еду, а я так особенно. Во-первых, я давно и сильно хотела есть, а во-вторых, мне было ужасно скучно в чужой и уже изрядно подвыпившей компании. Я чувствовала, что Виктор тоже тяготится присутствием своих друзей-соратников. И тут Сиси опять подлила не только коньяку в свою рюмку, но и масла в огонь.

— Конечно, Виктор теперь в гору пошел, бороду сбрил, все от нас скрывает. Они с патроном в смокингах в прямом эфире рассуждают о морали, а мы тем временем как последние негры снимаем светскую хронику! Мы! Лауреаты премии года! — рассуждала она заплетающимся языком среди внезапно повисшей тишины. Я видела, как у Виктора нервно задергался уголок губ. — А они! В смокингах! В прямом эфире!

— Прекрати, Сиси! — первым опомнился Рене. — Мы не за тем пришли к Виктору!

— Да, Вики, — Марк поверх очков пристально обвел взглядом стол, — не за тем. Мы собирались обсудить один проект, но теперь просто попразднуем новорожденного дядюшку Тото. Наливай, Клод! Клод у нас — бессменный виночерпий, — объяснил мне Марк, явно стараясь сменить тему. — А до него виночерпием был Рене, а теперь Клод — он самый младший.

— И что же вы снимали сегодня? — спросила я после того, как мы дружно выпили за здоровье дядюшки Антуана, ведь все же любят порассуждать о собственной работе, особенно если что-то и не ладится профессионально.

— Ха! — Сеснль опять самостоятельно наполнила коньяком свою рюмку. — Вики, твоей подружке можно доверять?

— Это коммерческая тайна? — сыронизировала Мадлен.

Дядюшка Тото закашлялся, а Виктор заметил:

— Ты же, Сиси, кажется, четверть часа назад называла себя и Софи королевами? Уже забыла?

— Этого забывать нельзя! — откашлявшись, серьезно изрек дядюшка Антуан и погрозил Сиси пальцем. — Пикассо! Два на три!

— Ты в порядке, дядюшка Антуан? — забеспокоился Виктор.

— Выпьем за искусство, леди и кавалеры! В смысле леди энд джентльмены, как говаривал заморский приятель генерала...

Виночерпий наполнил бокалы, все выпили, но какая-то недосказанность определенно витала над столом, хотя, признаться, от обилия пищи, вина и коньяка после целого дня голодовки меня начинало клонить в сон и ломать голову над этой недосказанностью вовсе не хотелось. У меня и без их дурацких секретов собственных проблем выше крыши.