На следующий день духанщик проснулся только к полудню. Он вынырнул из сна, будто ныряльщик из мутного омута. Мгновение Карим лежал, прислушиваясь, поскольку сразу ощутил, что лежит не на своем любимом диване. Но вот как он сюда попал, пока оставалось для него секретом. Он инстинктивно чувствовал, что вчера у него был очень тяжелый день, но что же действительно произошло, скрылось в глубинах черепа, который заполняла тупая головная боль. Пора было открывать глаза. Судя по всему, рядом с его ложем (крайне неудобным, однако) никого не было. Во всяком случае, духанщик не уловил постороннего дыхания, в то время как обертоны его собственного заполняли все помещение.

Комната действительно оказалась очень маленькой. Так называемое социальное жилье. Два шага в ширину и три с половиной в длину. Вся мебель откидная — стол, койка и табурет. Даже в трущобах человек имеет больше жизненного пространства. Он обвел комнату настороженным взглядом и, морщась от головной боли, рывком сел на кровати, едва не задев коленом толстую пластину откидного табурета. Вот чертова конура! Карим оглянулся в поисках раковины или хотя бы таза с кувшином, но не обнаружил в комнате даже полотенца. Возможно, умывальные принадлежности скрывались за узкой дверцей встроенного шкафа, но сегодня духанщик не был предрасположен к копанию в чужом грязном белье. Он облизал губы и яростно потер рукой лицо. Вот шайтан, как его развезло с пары кружек. И куда это подевался христианин? Не успела последняя мысль вспыхнуть у него в мозгу, как Карим вспомнил все…

Христианин появился спустя полчаса, когда духанщик уже готов был наплевать на собрата по бегам и сделать ноги самостоятельно. В конце концов, если христианин не ошибся, то с того момента, как их преследователям станет ясно, что в огне пожара сгорели не они, прошли уже почти сутки. Для тех, кто сумел отыскать человека на другом конце обитаемой Вселенной, времени, чтобы установить его нахождение в масштабах одного города, вполне достаточно. Карим несколько секунд рассматривал возникшую на пороге фигуру, а затем не выдержал и захохотал. Христианин, то ли в целях маскировки, то ли еще по какой-то непонятной причине, облачился в паранджу и женские шаровары, которые духанщик надел, когда они удирали из логова «Бесеерманов». Но Карим подбирал одежду по себе. Поэтому сейчас перед ним стояло нечто в парандже, полы которой волочились на два шага сзади, и теоретически имело шанс содрать с управляющего ночлежкой некую мзду за уборку. Поскольку спущенные штанины шаровар и паранджа при движении подметали грязь в полосе шириной не менее полутора метров.

— Ну ты даешь, христианин! Тот выпутался из тяжелого полога и, окинув сердитым взглядом духанщика, сварливо пробормотал:

— Вчера ты не был столь привередлив. Карим отер выступившую слезу и, махнув рукой, постарался успокоиться. Это удалось не сразу, но гораздо быстрее, чем он ожидал. Причиной этому были странные манипуляции старика. Оказалось, что в таком уморительном наряде все-таки есть некоторый смысл. Во всяком случае, того, что он напихал в карманы и обмотал вокруг тела, при первом взгляде на эту нелепую фигуру было совершенно незаметно (при втором, впрочем, тоже). Духанщик несколько мгновений смотрел на манипуляции христианина, а затем перехватил его за руку:

— Эй-эй, я не знаю, что ты задумал, но нам надо как можно быстрее убираться отсюда.

Старик выкрутил руку и, полоснув Карима раздраженным взглядом, произнес наставительным тоном, таким, каким объясняют ребенку, почему ему нельзя съесть конфетку именно сейчас:

— Я должен провести некоторые процедуры. Это займет около двух часов. Если я этого не сделаю — то через пять-шесть часов впаду в кому, и тебе придется волочь меня на себе.

Бывший чахванжи, уже собиравшийся влепить христианину пару затрещин и пинком выкинуть в коридор, чтобы быстро и без помех собрать вещички и последовать за ним, опустил руку. Христианин молча привязал веревки к спинкам откидной койки и улегся на нее.

— Ты должен мне помочь.

Эта просьба выглядела достаточно подозрительной, тем более что она исходила от христианина, но у духанщика не было другого выхода.

— Что я должен сделать?

— Сейчас я закончу приготовления, и после этого ты как следует привяжешь меня к койке. Когда ты закончишь и проверишь все узлы, нажми голубую клавишу на этом приборе и запомни хорошенько: что бы со мной ни происходило, не смей отключать прибор. Ты понял? ЧТО БЫ СО МНОЙ НИ ПРОИСХОДИЛО!

Под напряженным взглядом христианина Карим медленно кивнул. Старик несколько мгновений буравил его глазами, а затем вернулся к своему странному занятию. Установив прибор, он привычным жестом вогнал в рот кляп-затычку, закрепив его полосой ткани, концы которой завязал на затылке, и быстро, но аккуратно вогнал в обе руки две толстые иглы. После чего требовательно посмотрел на духанщика.

Несмотря на все опасения, эти два часа прошли гораздо спокойнее, чем Карим ожидал. И только в самом конце, когда шкала прибора изменила свой первоначальный красный цвет на ярко-голубой, старик вдруг заворочался, замычал и забился на кровати. Да так, что дрянные веревки, которыми духанщик привязал его к кровати, начали ощутимо трещать, и Кариму пришлось навалиться на старика и удерживать его всем своим весом.

Когда они уже шли по заполненной народом улице, Карим все время косился на шедшую рядом тщедушную фигурку. Он не знал, какие демоны терзали душу этого человека, но они явно были очень страшными.

Посадка на Порту оказалась, мягко говоря, довольно увлекательным зрелищем. Объектов постоянной орбиты вокруг столицы султаната было, как и ожидал брат Томил, гораздо меньше, чем вокруг, скажем, Нью-Вашингтона, но зато околопланетное пространство оказалось прямо-таки запружено мелкими каботажными судами. И все это создавало в эшелоне низких орбит такую толчею, что на ум невольно приходила аналогия с муравейником. Тем более что большинство капитанов (которые по большей части являлись и владельцами судов) весьма творчески подходили к правилам низкоорбитальной навигации. Во всяком случае, по прикидкам монаха, уже двадцать лет как имевшего лицензию пилота-любителя, пока они выходили на посадочную глиссаду, не менее десятка судов умудрилось проскочить мимо них на дистанции, как минимум вдвое меньшей, чем требуемая правилами дистанция безопасного удаления. А капитаны трех из них в глазах любого мало-мальски грамотного диспетчера являлись бы прямыми кандидатами на лишение лицензии. Но, как видно, у местных диспетчеров были свои представления о допустимом. Во всяком случае, никаких предупреждений со стороны диспетчера, ведущего корабль по посадочной глиссаде, не последовало. Да и их капитан отнесся ко всему произошедшему довольно спокойно.

Когда брат Томил узнал, что аббат нанял для путешествия в султанат немусульманский экипаж, он испытывал большие сомнения в том, что это разумный поступок. Всем было известно, что в султанате Регул не очень-то жаловали чужаков. И редко какой капитан из христиан рисковал углубляться во владения светоча правоверных дальше, чем был расположен пояс внешних торговых портов. Перевозки грузов внутри султаната осуществлялись только купцами-мусульманами. А уж в столицу христианин мог попасть только в качестве лица, обладающего дипломатической неприкосновенностью, либо в качестве раба, хотя диван султаната гневно отвергал любые намеки на то, что в султанате существует рабство, во всем остальном мире это утверждение давно уже стало непреложным фактом. Однако этот экипаж, как видно, имел опыт полетов во внутренние районы султаната. Поэтому монах вновь вернулся к обдумыванию вопросов, которые занимали его все одиннадцать дней полета от Ноорма до Порты. А именно: что аббат намерен пред — дожить тем, с кем он собирается вести переговоры, и какой ущерб это может нанести Новому Ватикану?