— Рад видеть, что вы благополучно добрались. Подобное приветствие означало, что хозяин дома и сам был не очень-то уверен в благополучном прибытии гостей. Но, судя по немалому облегчению, отразившемуся на его лице, либо он был слишком хорошим актером, либо им теперь действительно ничто не угрожало. Хозяин дома по восточному обычаю прижал каждого из гостей к левому плечу, а потом сделал приглашающий жест:

— Прошу, мой повар сегодня превзошел самого себя.

Пока они шли через просторный холл, брат Томил украдкой огляделся. Внутри дома любовь к английскому стилю была выражена в гораздо меньшей степени. Во внутреннем убранстве скорее присутствовало довольно сложное смешение восточного и западного стилей, с некоторым уклоном в восточную сторону. Впрочем, этого следовало ожидать. Аналитикам Канцелярии Священной конгрегации давно уже стало ясно, что весь этот подчеркнуто демонстративный западный уклон был всего лишь следствием обыкновенного фрондерства и желания показать опасному дядюшке, что столь одиозная личность, открыто бравирующая пренебрежением традиционными ценностями, не может являться ему достойным конкурентом. По-видимому, пока эта игра стоила свеч. Впрочем, всем, в том числе и гостеприимному хозяину, было понятно, что все эти причуды имеют смысл только до того момента, пока у султана не появится собственный наследник мужского пола. Либо (если слухи о радиактивном поражении генов, вроде бы произошедшем во время аварии на флагмане как раз во время путча, стоившего жизни его августейшему брату, имели под собой основание) того, кого ведено будет считать таковым.

Они вошли в небольшой зал, в центре которого на роскошном ковре стоял низкий стол, уставленный блюдами, источающими такой аромат, от которого слюна вскипала во рту. Монах невольно сглотнул, но в следующее мгновение навострил уши.

— …друг мой, поэтому я еще не готов отправиться в изгнание.

Тут его аккуратно подхватил под локоть иничари и, растянув свою зверскую физиономию в старательно демонстрируемом подобии радушной улыбки, указал на одну из подушек, расположенную у конца стол противоположного тому, где расположились принц и аббат. Брат Томил попытался с невинным видом проскользнуть миме указанной подушки, дабы устроиться где-нибудь поближе, справедливо полагая, что, если ему это удастся, вряд ли иничари рискнут помешать беседе повелителя, шумно водворяя гостя на отведенное ему место. Но эта попытка оказалась быстро и не менее нагло пресечена дюжим монахом, спутником аббата. Он с неожиданной для столь дородного тела прытью шмякнулся на подушку, расположенную как раз на пути брата Томила, и, непринужденно уцепившись за его рясу, другой ладонью хлопнул по подушке рядом:

— Садитесь, брат мой, и, пока хозяин дома развлекает аббата вежливой беседой, отдадим должное искусству его повара.

Следующие полтора часа показались брату Томилу настоящей пыткой. Фра Так оказался редким чревоугодником. Того количества пищи, которое сумел вместить его объемистый живот, пожалуй, хватило бы всем остальным, находящимся в этой комнате, на пару-тройку дней дикого обжорства. При этом он умудрялся еще и рассказывать монаху о том, в каких трапезах успел поучаствовать в то время, когда, как он выразился, «нес слово божье язычникам из числа людей и Разумных». Из-за этого несмолкаемого рева брат Томил потерял последнюю надежду уловить хоть что-то из негромкой беседы, которую вели принц и аббат Ноэль. Они развалились на подушках и практически не дотрагивались до блюд. И только иногда открывали рот, когда две полуобнаженные прислужницы в чадрах подносили к их губам какие-нибудь особо лакомые кусочки. Причем аббат делал это с той же непринужденностью, что и принц. И это показывало, что подобные трапезы для него привычны.

В иных условиях брат Томил попытался бы побыстрее ограничить общение со столь громогласным собратом по целибату, но на этот раз альтернатива выглядела еще менее привлекательно. Слева от него устроился какой-то вельможа из свиты принца, с первой же минуты усиленно налегший на национальное блюдо, основными составляющими которого, судя по запаху, были лук, чеснок и… что-то типа экстракта ароматических желез земного скунса. Сейчас он, правда, переключился на бешбармак, но это только усугубило дело. Поскольку запах, исходящий теперь уже от самого господина, никуда не исчез, а к нему прибавились еще яркие картинки местных застольных нравов в виде потеков бараньего жира, стекающего вдоль руки, а также аккомпанемент в виде причмокивания и отрыжки. Так что приходилось довольствоваться жизнерадостно жующим фра Таком.

Когда подали сладости, фра Так уже настолько набил брюхо, что сил на разговоры у него практически не осталось. Брат Томил слегка воспрял духом и вновь навострил ушки, но все оказалось напрасно. Принц на мгновение отвлекся от занимавшей его беседы и хлопнул в ладоши. Тут же распахнулись двери, и в зал вбежали юные создания, лица которых были тщательно укутаны легкими, но непроницаемыми для постороннего взгляда шарфами, шаровары девушек, наоборот, абсолютно ничего не скрывали. В руках у трех из них были какие-то устройства, похожие на примитивные музыкальные инструменты. Так оно и оказалось. Эти три опустились на колени, и зал заполнила ритмичная тягучая музыка. Остальные закружились перед гостями в странно-волнующем танце.

Брата Томила танец увлек. До сих пор ему не приходилось видеть ничего подобного вот так, на расстоянии вытянутой руки, когда он как бы сам становился участником танца. Да и девочки были хороши. И то, что лиц не было видно, действовало скорее возбуждающе. Эту магию гибкого и жаркого женского тела чувствовал даже объевшийся фра Так, он приподнялся на подушке и восхищенно причмокнул.

Брат Томил не уловил момента, когда все началось. Зурна вдруг взвизгнула, взорвав мелодию, и в следующее мгновение зал превратился в ад. Один из иничари, стоящий за спиной брата Томила, внезапно захрипел и, вздернув руки к рукоятке метательного ножа, торчащего из шеи, рухнул прямо на монаха. Слева кто-то тонко и визгливо закричал. Гулко хлопнул выстрел, и тут же зашипели клапаны игольников. Брат Томил, который уже почти выбрался из-под трупа и успел обнажить узкий стилет, до того укрытый в полости вертикальной перекладины нагрудного креста, замер. Пневматические игольники — это серьезно. Это оружие профессионалов. В таком случае его единственный шанс остаться в живых — притвориться мертвым и молить Бога, чтобы у нападавших не было времени произвести по контрольному выстрелу во всех присутствующих. Ведь вряд ли причиной нападения была его скромная персона. Но в следующее мгновение перед его носом возникла изящная женская ножка, и он, повинуясь скорее инстинкту, бросающему мужчину в атаку даже при полном отсутствии шансов на победу, чем разуму, резко выбросил руку вперед. Ножка молниеносно отдернулась, и придавленный трупом монах осознал, что уже не успеет увернуться от контратаки… как вдруг все стихло.

Когда брат Томил наконец выбрался из-под трупа, двери зала уже были распахнуты и иничари толкались вокруг стола, грозно блестя обнаженными саблями и удивленно оглядываясь по сторонам. Бледный то ли от страха, то ли от ярости, то ли от того и другого, принц сидел у стены, а одна из тех прислужниц, что во время трапезы кормила его лакомыми кусочками, осторожно обрабатывала ему внушительную ссадину. Труп второй лежал на столе перед подушкой принца с полудюжиной метательных ножей в груди. Аббат, оказавшийся почему-то рядом с телами музыкантш, сосредоточенно разматывал шарф, закрывавший лицо одной из них. Монах огляделся. Зал был завален трупами. За несколько секунд схватки эти бестии успели уложить всю охрану и практически всех гостей. То, что он сам и фра Так остались в живых, следовало отнести на тот счет, что нападавшие не рассчитывали на их присутствие, и на первом плане у них были совершенно другие цели. Только странно, что сам принц каким-то чудом остался жив.