проникнуть в одну из этих шахт не составило труда.

— Фу!

Он сердито уставился на неё.

— Ты когда-нибудь была голодна? На самом деле очень голодна? Так голодна, что едва могла ходить? Я — был. Та лютня была моей. И она была нужна мне, чтобы заработать на жизнь. Я потратил часы, ползая по баронскому замку в поисках инструмента, боясь куда-нибудь провалиться или наткнуться на собак. Когда я, наконец, нашел её, было слишком поздно. Начался прилив и берег покрылся смертоносными барашками белой морской пены. Я спрятался в уборной, ожидая рассвета. Тогда поднимали решетку. Но они поймали меня, когда я попытался проскользнуть мимо.

— Разумеется, с лютней?

— Конечно.

И она считала упрямой себя.

— Тебе было десять?

— О, нет. Двенадцать. Почти тринадцать.

— Тебе повезло, что тебя не вздернули.

— Почти вздернули, — хмуро сказал Варт. — Гримшанк считал себя высшим правосудием, и держал у своих ворот виселицы, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Король Амброз мог бы поспорить о законности, но его там не было. После завтрака барон провел самый короткий суд в Шивиале и приказал Траску убрать меня с глаз долой и повесить...

Некоторое время, телега грохотала в мертвой тишине. Даже Саксон повел ушами, желая услышать всю историю.

— Интересно, этот вонючий слизняк еще жив? — пробормотал Варт, и Изумруд снова услышала в его тоне что-то не правильное. Словно фальшивившую трубу.

— Барон Гримшанк?

— Нет, Траск. Гримшанк действовал в пределах своих прав. Ну или почти в пределах. Закон приказывает вешать преступников старше десяти. Но у Траска были другие мысли. Он сказал, что я слишком маленький для виселицы. "Ваша светлость должна проявлять милосердие к бедным сиротам", — сказал он. — "Почему бы просто не отправить бедного паренька туда, откуда он явился?" Гримшанк расхохотался и дал ему добро. Это... — Варт постарался лучше подобрать слова, которые собирался использовать. — Этот ублюдок! Он хихикал и издевался, таща меня к уборным. Он собирался выкинуть меня вниз. Так он это объяснил. Мои руки были связанны, а внизу бушевал прилив. Я бы просто расшибся о скалы. "Головой вперед" — заявлял он.

Мальчик посмотрел на Изумруд, словно проверяя, не желает ли она обвинить его во лжи. Но она не собиралась этого делать. Даже не обучайся она в Окендауне — все равно поверила бы ему. История была слишком ужасна, а потому заслуживала доверия. Властители отдаленных земель могли творить любой беспредел. Они не перед кем не отвечали. Оскорбленный барон, выставленный идиотом благодаря мелкому безродному бродяжке вполне мог проявить описанную Вартом жестокость.

— Может быть, однажды я найду Траска и расквитаюсь с ним.

— И как же ты сбежал?

— Я тут не причем. Мне повезло. Когда мы добрались до уборных, в дело вмешался сир Винсент. Он гостил в замке, так что не имел права этого делать. У него не было никакой власти здесь. Разве что, он был Клинком. Он был совсем седобородым, а их был целый десяток на него одного. Но Винсент даже меча не вынул. Он сказал, что прямо сейчас уезжает вместе со своим слугой, и я пойду с ними. Как и лютня. Вот что случилось. Вот что значит — быть Клинком.

Вспоминая двух уверенных молодых людей, что встретились ей в Окендауне, Изумруд не сомневалась в его словах.

— Они просто дали ему уйти?

— Да, если бы они напали на стража герцога Истфара — криков и воплей было бы не счесть. Он состоит в Белой Звезде, так что король, вероятно, начал бы задавать вопросы. Спину Лорда-канцлера тогда прикрывал Монтпарс, еще один бывший Клинок... Я не стоил таких проблем. Винсент посадил меня на спину лошади и отвез в безопасное место.

Она ощутила запах осторожности.

— Куда?

— В Валглориос, — Варт одарил её своей самой дерзкой мальчишеской улыбкой. — Так справедливость восторжествовала, и я никогда больше не видел этого жирного отвратительного барона! Веришь мне?

Не в случае Валглориоса.

— Местами, — сказала она. — Но не во всем.

Нахмурившись, он протянул ей поводья. Передвинув шляпу, он извлек свой нож. Все носили ножи, чтобы есть. И в его, казалось, не было ничего интересного. Костяная ручка, кожаные ножны. Однако, когда он вытащил оружие, женщина заметила, что ножик маленький, обоюдоострый. Вскоре он продемонстрировал, что нож острый, словно бритва, а значит, качество стали было отменным. И не важно, что там с его рукоятью. Игнорируя тряску, он начал обрезать свои волосы, отделяя локоны и подрезая их у самого корня. Довольно скоро вся его голова покрылась неопрятной щетиной.

— Ну как? — спросил он, не оборачиваясь.

— Ужасно. Ты выглядишь так, словно нахватал вшей, а твой хозяин попросил пастуха тебя обстричь.

— Отлично, — он снова опустил шляпу на голову. Теперь, когда волос не стало, показались его слегка оттопыренные уши.

— Кого, если не меня, ты пытаешься обмануть? — спросила она.

На этот вопрос болтливый Варт не ответил.

Все чудесатее и чудесатее!

Глава десятая

Три дороги

Сельский пейзаж вокруг изменился. Теперь, вместо богатой черноземом почвы, их окружали каменистые равнины, пригодные только для коз и овец. Видимо, здесь проживали лишь пастухи, да их собаки. Единственными, попавшимися на глаза строениями, было несколько одиноко стоящих лачуг. Однако, кажущаяся плоскость пейзажа была обманчива. Земля была покрыта зарослями утесника и прочих кустарников, став очень похожей на новую стрижку Варта. Изумруд заметила, что ей редко удается рассмотреть что-то слишком далеко. Она была чрезвычайно поражена, когда прямо перед их носом появилась стена частокола. Казалось, она выросла из-под земли.

— Три Дороги, — объявил Варт. — Постоялый двор. Он зовется Тремя Дорогами, потому что один путь отсюда ведет на запад, в Тутон, один в Фархейм и Фирнисс, а третий убегает на юг, к Кьюсбери и Валглориосу.

— Поражена широтой твоих познаний.

— Мы проведем тут ночь.

— Мы могли бы проехать еще пару лиг до наступления темноты.

— Некуда идти. К тому же, Саксон хочет своего овса.

Не спорь с кучером.

Мальчик провел телегу через грязные ворота. Каменистый двор был окружен разнообразными постройками, крытыми соломой. Тут были амбары, конюшни и простые дома. Толпа маленьких оборванцев, кружила вокруг Варта, пытаясь привлечь его внимание. Изумруд не могла разобрать ни слова в таком гомоне. Однако, Варт, видимо, знал надлежащие обряды. Он нацелил палец на