Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повесть моя о редакционных буднях огорчила ребёнка не на шутку. Он полагал, что в окрестности храма правды все святые. Почему он так полагал!..
— Давайте найдём анонимщиков, — загорелся Магиандр. — Покажем их гнусную сущность, как говорил папа.
— Давай. Заодно развеемся, расшевелимся, а то страшно. Будто гидра ползёт прямо из-под пола, а у меня нет гидрокостюма.
Магиандр улыбнулся, а можно было и посмеяться. Устал. И вдруг, помычав, помотав головой, покусав пальцы, подробно обрисовал положение в семье: горе отца, смятение матери, изувечение драгоценной книги, саднящие воспоминания о новосибирском докладе, общий упадок.
— А что за рудименты у них чешутся? — уточнил он по окончании.
— Тотальное — оно удобное. На миру и смерть красна. Кто не с нами, тот против нас. Цитаты любишь? Ну впитывай: «Вокруг нашей эпохи никогда не исчезнет ореол величия: мы строим коммунизм. В ходе этого великого созидательного процесса формируется новый человек. В нём развиваются и совершенствуются замечательные жизнеутверждающие качества: наслаждение общественно полезным трудом, неутолимая жажда знаний, творчества, сила разума, величие и чистота нравственных свойств, душевная цельность, чувство прекрасного в жизни, в людях, в искусстве, богатство и утончённость всей духовной культуры»6.
— Да это же мой папа! — радостно воскликнул Магиандр и тут же поник, мгновенно сообразив, что радоваться особенно нечему. — Он это цитировал.
— Не грусти. Оно во всех советских понемногу, но у кого-то сей пафос уже вызывает законное чувство стыда, поскольку, помимо дурного вкуса, тут выпирает гордыня в чистом и совершенном облике. А у кого-то не вызывает никакого стыда, и чудовищно хочется жить в облаке слов, эмоций, возвышающих тебя не по заслугам, а по имманентности: советский, коммунистический — значит, лучший. Это раньше. Теперь надо искать другое дерево. Нашли.
— Но ведь автор, процитированный, врёт, я чувствую фальшь, я же учу стилистику…
— Разумеется, врёт. Чистота нравственных свойств как жизнеутверждающее качество! Стилистика была хоть куда! Стильная. Чеканка. Живучая, очень живучая… Только бы не я грешный, только бы другие.
— Ой, — вдруг огорчился Магиандр. — А это моя мама…
Я невольно обернулась, но в кафе никого больше не было.
— Вы не поняли, — грустно сказал мальчик. — Её слова, позиция. Я всю жизнь смутно чувствовал, но мама у нас очень молчаливая, однако, знаете, полувзгляд, оговорки, жесты…
— Ладно, Магиандр, давай не будем осуждать родителей, они сами разберутся, а ты лучше скажи, как сам-то дальше? Твои письма горячие, волнуешься ты, понимаю, но как-то надо всё это урегулировать. Мне уже не привыкать: бред и бред. А ты молодой, талантливый, я читала твои басенки.
— Не знаю. Подумаю, почувствую, к батюшке в храм схожу…
Мы расстались почти друзьями. Я побежала на всё ещё любимую работу, а Магиандр пошёл к батюшке, погружённый в тягостные думы. Наверное, о стилистике времён и лексике греховности.
Глава 18
Взяло кота поперёк живота. Не стерпела душа — на простор пошла. От своей тени не уйдёшь. Хлеб за брюхом не ходит
Аня мчала мерсик по Кутузовскому проспекту. Профессор, по жизни бесстрастный пешеход, любознательно вглядывался в город из подвижного оконного ракурса и ощущал мировоззренческую разницу. Правду говорят: единожды промчался по осевой, с мигалкой на крыше, — всё, другой человек. Кто сел к блондинке в мерседес, тот… но такой приметы пока нет. Или есть?
Промелькнула подворотня, близ которой он провёл первый раунд одаривания прохожей дамы, в день потешного замысла рассовать по людям их любимые ложные ценности, раздать котят в добрые руки. Не даются добрые руки. Своих котят полно…
Теперь, окрылённый духом спасательства своей любимой, он захотел подвига. Возжаждал. Взалкал. Сильно.
Он проникся полумистическим интересом: могут ли эти самовральные двуногие механизмы сложиться полями, высокой волной поднять энергию вековечного заблуждения — и выдать ему человеческое чудо? Пусть откроется форточка, и карлсон осыплет голову коллекционера тремя тысячами евро на реставрацию краденой Библии, умученной на профессоровой кухне пошлой дурой с точечными глазками!
Вихри времени! Мхи, кораллы неизвестного наросли на людях, пока он мирно копал жанры, стилистику, любовался удавом, разбрасывающим буквы. Надо же: вспомнив удава, вмиг увидел его; толстая строка, выползающая из закромов сознания, повиливая бриллиантово-чешуйчатым телом, сладострастная, призывная — возьми, мни, тискай, может, подарю тебе текст, а может — уползу обратно, только меня и видели.
— Брысь… — шепнул удаву Кутузов, но Аня расслышала и сбросила скорость.
— Что? Слишком много кошек?
— Милая водительница! Я навалился на вашу голову со своими собственными кошками, удавами. Не обращайте внимания. Почему вы решили помочь мне?
— Удавами?! Давайте по понятиям: от скуки. Сойдёт? Вам же всё равно — почему.
— Мне ведь всего-навсего нужно три тысячи простых российских евро…
Аня посмеялась над простыми евро, но машину держала крепко.
Спутники мотались по городу, разыскивая «одного знакомого» Ани, у которого точно есть свободные простые, но его видели то там, то сям, и через пару часов знакомый исчерпался.
— Что ещё можно сделать? — озабоченно спросила девушка, притормозив у кафе.
— Перекусить?
— А как с… простыми?
— Ну, на чай-то простой у меня найдётся, из трёх блюд вполне.
— Пошли, — обрадовалась девушка, убедившись, что мужик не совсем пропащий.
Увидев эту парочку, Магиандр покорился судьбе и на всякий случай повернулся спиной, чтоб его не заметили. Он вернулся в это кафе, поговорив со своим духовником, и пребывал в покое. Батюшка убедил его, что скорбями все и спасутся. Магиандр поверил.
Взял компот. Те двое, неловко ухаживая друг за другом, расположились в дальнем углу, заказали комплексный обед и принялись перешёптываться. До слуха сына долетали только мелкие частицы, — досадно. Любопытство пришлось окоротить.
Волнение всё-таки вернулось. Не то чтобы Магиандр опасался за целостность их семьи, глупости не рассматривались, но кольнула сама раскладка: попавший в переплёт отец ищет на стороне.
«А ты? Сам-то что сделал, чтоб у тебя искали поддержки? — печально указал себе сын. — Тебя воспитывали, кормили, ты умничал, как мог, а теперь возревновал, видите ли, что у тебя не спросили, как жить дальше…»
«Но я же хотел помочь! Я и в редакцию написал, я к батюшке ходил! — возмутилась другая сторона. — Я старался, я и сегодня стараюсь, мне страшно за него, книга погибает, мир его рушится…»
«Тебе же сказали: оставь его. Их обоих оставь, родители сами разберутся…»
«Ну как это можно? — выступила собеседница. — Мы же фамилия, семейство, дом…»
«А у каждого свой путь» — успокоила Магиандра философская банальность.
От угла радостно донеслось:
— Мне ещё бабушка говорила: если на вашем пути постоянно возникают непреодолимые препятствия — сойдите! Значит, не ваш путь! — сказала Аня.
«Хорошая у девушки бабушка была». Магиандру понравилась идея, несколько противоречившая его представлению о борьбе и препятствиях, но девушка так звонко, мило и решительно высказала её, что захотелось кинуться на истинный путь, не содержащий непреодолимых препятствий.
Он решил дождаться: пусть они выйдут первыми. Обнаружишься — неловкость неизбежна. Магиандру не хотелось пугать их. Если в лихолетье Бог послал отцу блондинку, значит, пусть отец и спасается этой скорбью. Утончённая мстительность пассажа понравилась автору, потом он опомнился и перекрестился.
Ждать пришлось почти час. Они всё-таки ушли, явно подружившиеся крепче. Трапеза сближает.
Глава 19
Одному с женою радость, другому горе. Муж задурит — половина двора сгорит; а жена задурит — и весь сгорит. Мужнин грех за порогом остаётся, а жена всё домой несёт
Ночь в собственном доме, на своей кровати, но всё другое, радикальная смена караула.
Странное существо, похрипывающее рядом, сопящее узеньким носиком, и глазки-точки закрыты, заперты, кажется — спит она, благоверная. Кто эта женщина-изувер?
Сын тоже сам по себе, за толстыми стенами миражей. Небось опять цитаты проверяет. В целом неплохой парень, хоть и чудовище. Чувствительный он, кажется.
А куда-то отпарковала свой мерседесик блондинка, милая и современная,