фигура в подтяжках и галстуке. Одутловатое лицо покрыто испариной. — Позвольте спросить, почему меня не известили о проверке?

— А вы вообще кто? — уставился я на толстяка, вспоминая, где я его мог раньше видеть.

— Ну, как же! Я Сомов Валерий Валерьевич, — представился вошедший. — Директор этой фабрики.

Точно, вспомнил теперь его. И видел я его здесь, на территории фабрики и на профсоюзных и комсомольских собраниях, только раньше, когда еще работал тут в 78-м. Он меня, конечно, не узнал. Каждого работягу в лицо ни один директор не помнит, особенно, если тот продержался всего несколько недель.

— Проверка внеплановая, — деловито проговорил я. — Извещать вас не обязаны. Но я уже закончил.

— У нас какие-то нарушения? — Сомов вытер лоб платком и уставился на меня выпученными, как у мистера Бина, глазами.

— Пока все в порядке, но… — я поднял указательный палец вверх, — сдается мне, Валерий Валерьевич, что, скорее всего, это не ваша заслуга, а моя недоработка. Плохо вы, товарищ Сомов, контролировали своего завскладом.

— Мы сами не ожидали никак, товарищ проверяющий, того, что с ним произошло, — развел руками директор, просочившись из двери чуть дальше.

— Я не про его смерть, — многозначительно проговорил я. — Вы поняли, о чем я… Мы за вами наблюдаем. До свидания.

Я забросил приманку. Если у директора рыльце в пушку, и его кто-то крышует из местных правоохранителей, то он непременно на них выйдет, а те обозначат себя. Тогда картина яснее станет. Мотив убийства двух сотрудников фабрики пока остается темным, как нутро деревенского погреба.

Я покинул кабинет и за спиной услышал вздох облегчения от директора, мол, пронесло на сегодня. Он тут же стал о чем-то шушукаться с Машей.

А я тем временем направился в отдел кадров. Постучал в знакомую дверь начальника отдела кадров и приоткрыл ее:

— Разрешите?

— Я занят, — гыркнул на меня Трошкин, не отрывая глаз от бумаг на широком начальственном столе, но, сообразив, что голос-то знакомый послышался, поднял взгляд и расплылся в улыбке. — Андрюха! Ого! Вот так сюрприз, что стоишь? Заходи!

— Так ты же занят, — хитро прищурился я.

— Для тебя я всегда свободен, — он встал со стула и поспешил навстречу.

Казалось, Илья ничуть не изменился — все те же короткие штанишки, рубашка, застегнутая наглухо на все пуговицы. Но это только казалось.

Мы обнялись.

— Какими судьбами? — поинтересовался молодой начальник кадров. — Опять в отпуск? У вас что, в милиции, отпуска по несколько месяцев? Нам бы так.

— В командировку приехал, — кивнул я. — Наливай кофе.

— Да, конечно, — Трошкин воткнул вилку чайника в розетку и нахмурился. — Что случилось?

— Да вроде ничего, — пожал я плечами. — А что?

— Ну, как же? Если ты приехал, значит, в городе как минимум маньяк объявился.

— Да хрен его знает, — я плюхнулся на диванчик, воткнутый сбоку у стены, рядом с журнальным столиком. — Убийства, похоже на маньяка. Кстати, обе жертвы работали именно на вашей фабрике.

Я ткнул в друга пальцем, как будто это он был за всё ответственным.

— Так ты из-за Морошко и Черпакова прибыл? — Илья, достав из шкафа кружки, банку кофе и коробочку «Рафинада», вопросительно уставился на меня и застыл.

— Ну, да…

— Скверные людишки были, — поморщился Трошкин.

Интересно! Обычно, все-таки, в первую очередь сочувствуют, хотя бы и походя, а тут вон какая оценка.

— Вот как! — удивился я вслух. — А поподробнее расскажешь?

— Черпаков этот — женский угодник, за всеми мало-мальски красивыми женщинами волочился, еще и нечист на руку был. Должность у него хлебная была, вот и занимался нетрудовым обогащением.

— А директор-то куда смотрел?

— Да знал он про его делишки, — отмахнулся Трошкин, чуть скривившись. — Но глаза закрывал.

— Делился, стало быть, с начальством Вадим Прохорович, — заключил я.

— Я не знаю, я простой кадровик, к производству и распределению товарно-материальных ценностей отношения не имею.

Он продолжал мирно звякать посудой, разливая кофе.

— Ну, ты не прибедняйся. Ты целый начальник отдела. А про Морошко что скажешь?

— Да, говорят, он тоже с завсклада вместе дела какие-то вел. Но информация непроверенная, просто слухи. Я, когда его на работу принимал, сразу обратил внимание, что он человек какой-то мутный, этот Морошко.

— Почему?

— Не знаю, как объяснить, интуиция, Андрей. В общем, не понравился он мне сразу. Но на работу взял, у нас ведь всех берут, без разбору, если не по статье уволен с прошлой работы. Просто так и не откажешь.

— Интересно выходит, — я отхлебнул кофе. — Двое работников вашей фабрики занимаются хищениями. А потом оба погибают… Совпадение?

— Факт хищений не доказан, — Трошкин сел рядом на диван, дуя на свою кружку. — Это слухи, но все же…

Он поводил свободной рукой в воздухе — мол, всякое бывает.

— ОБХСС на вас, что ли, натравить? — улыбнулся я.

— Да были они здесь, и не раз. Сомов на совещании докладывал, что все чисто у нас.

— Все чисто, а ты, получается, слухам больше веришь? — уставился я на друга.

— Говорю же, Андрей, не нравились мне они, эти двое.

Ну что у него за привычка такая — вечно мнется?

— И все же давай поконкретнее. Почему не нравились?

Друг вздохнул, поморщился, отставил кружку на журнальный столик и тихо сказал:

— Да Черпаков этот к моей Любе пытался клеиться.

— К жене, что ли?

— Ну, тогда она не была еще моей женой, обычной работницей на фабрике трудилась.

— Так у тебя личная на него обида? — хмыкнул я. — Дал бы в тыкву, делов-то.

— Это слишком банально, — глаза Трошкина вдруг блеснули, он замер с чайной ложечкой в руке. — Я придумал кое-что более интересное.

— Вот как? Поздно ты придумал. Его уже в живых нет.

— Стало быть, повезло ему, — улыбнулся Илья и забренчал ложечкой в кружке.

— С Черпаковым все ясно, — кивнул я. — А Морошко чем тебе не угодил?

— А этот товарищ не совсем честным оказался. Представляешь, он мне характеристику с прошлого места работы подделал. Накатал себе дифирамбы на бланке, даже печать кадровскую где-то раздобыл. Вот только не все рассчитал, с ошибками глупыми напечатал, да и по форме характеристика эта сильно отличается от других, что в ходу у нас. Я сразу понял, что поддельная. Ну, что это за безобразие? Сказал об этом директору, товарищу Сомову, а тот только рукой махнул, мол, не заморачивайся, товарищ Илья Игоревич, нам на характеристики побоку, лишь бы не судимый и не пьющий был. Я хотел все-таки куда надо сообщить об этой характеристике, но вот — Морошко тоже приказал долго жить.

Он даже вздохнул с каким-то разочарованием.

— А ты, я смотрю, мстительный, Илюха? А?

— У тебя научился, решать свои проблемы. Помню, как ты меня все шпынял и жизни учил, чтобы я мужиком стал.

— И как, — улыбался я. — Стал?

— Не знаю, — вздохнул Трошкин. — Иногда мне кажется, что я слишком добрый. Вон и Петрович так считает. Жестче надо быть, тем более, на такой должности. Иначе самого сожрут или на шею сядут.

Он уставился в чашку и замолчал.

В дверь постучали.

В приоткрывшуюся щель просунулась голова и плечи какого-то работяги:

— Разрешите, Илья Игоревич?

— Вы кто? — уставился на него Трошкин.

— На работу устраиваться, заявление написать. На свободную вакансию…

— Не видите? Я занят! — отбрил тот посетителя. — В коридоре ждите.

— Извините, — работяга скрылся.

— Ого, — присвистнул я. — А говоришь, добрый. Вон какой командный голос у тебя прорезался, прямо как у Зверевой, когда она в этом кабинете заседала.

Илья на секунду задумался, поиграл желваками и проговорил:

— Раиса Робертовна все-таки хорошим человеком была. Резким, импульсивным, но хорошим.

Я уловил в глазах друга мимолетную грусть.

— Э, ты чего? У тебя жена, Илюха, а ты старую любовь вспоминаешь…

— Да все, проехали, — тряхнул головой Илья. — Кстати, Олег — сын ее, заходил недавно.

— Куда? — я вскинул брови на собеседника. — На фабрику?

— Ну, да… Сказал, что ко мне. Я, конечно, обрадовался, помнит меня. Но мне кажется, он лукавит.

— В каком это смысле?

— Сам знаешь эту молодежь, просто так они не приходят проведать, им всегда что-то нужно.

— И что было нужно Олегу? — насторожился я.

— Я так и не понял, — пожал плечами друг. — Так же кофе с ним попили, как вот с тобой, сказал, дескать, ему приятно в кабинете матери еще раз побывать, ведь она его раньше часто на работу с собой таскала, когда садик на карантине был. Воспоминания из детства, так сказать…

— Хм… Странно, — задумчиво проговорил я. — А мне казалось, что Олег не испытывает особо теплых чувств к своей биологической матери. Не любит вспоминать.

— Эх… — вздохнул Трошкин, кулаки его сжались. — Знал бы, что все так обернётся с Раисой — убил бы…

— Кого? —